«Я живой человек, не идеальный»: Светлана Касьян о хейтерах, красоте и партии Абигайль

Орден за драматизм

– Наше интервью проходит накануне спектакля «Тоска», в котором вы поете главную партию. Вы уже исполняли ее на Шаляпинском фестивале в прошлом году. Почему это для вас все же так волнительно, что перед встречей с дирижером на репетиции вы напеваете ее?

– Волнуюсь, верно. На нынешнем Шаляпинском фестивале мы уже исполнили «Реквием» Верди – там сложнейшая партия для сопрано, после этого состоялась премьера оперы Пуччини «Манон Леско» в концертной версии. Манон – очень большая драматическая роль для сопрано, сложнейшая, 335 страниц партитуры.... И почти сразу следом «Тоска». У меня на нынешнем фестивале три такие крупные партии, огромный объем – это требует и концентрации, и энергетики. Конечно, это волнительно.

Раньше ведь певцы жили в другом ритме – спели в одном театре, потом месяц плыли на корабле в другую страну, в другой театр: за этот месяц что-то еще дополнительно могли выучить, выдохнуть… А сейчас насыщенный график: сегодня вечером прогон, завтра спектакль, через несколько дней – выход в другой роли. Это, конечно, сумасшедшие нагрузки. Одно дело, если ты исполняешь какую-то небольшую партию – можешь петь утро, день, вечер и жить обычной человеческой жизнью. А Реквием, Тоска, Манон – это просто колоссальные нагрузки на голос.

– Между «Манон Леско» и «Тоской» на нынешнем фестивале был перерыв в восемь дней. Этого мало для восстановления артиста?

– Это даже нельзя назвать перерывом! Для таких партий это буквально как пара дней. У меня был опыт, когда Тоску я исполняла в Швейцарии, а накануне в Италии пела Одабеллу в опере Верди «Аттила». Сейчас, конечно, ни за какие деньги не соглашусь повторить подобное! Примадонны, которые исполняют главные, титульные драматические роли, знают, что такое сумасшедшие нагрузки и к чему они могут привести.

– «Тоска» – та самая опера, в которой Папа Римский вас увидел и оценил настолько, что вручил орден Святого Сильвестра в 2019 году. Как Папа оказался на этом спектакле?

– С 2011 года я пела в основном за рубежом – после побед на конкурсах уехала в Италию. Там меня хорошо знают, в ресторанах рядом с театром Арена ли Верона висят мои портреты с автографами, такое же есть в Риме, Милане… В России, мне кажется, меня вообще мало знают. Здесь я появлялась не так часто, до 2016 года иногда пела в Большом театре в Москве, но то, что мне там предлагали, зачастую мне не подходило.

Однажды меня пригласили петь в Римскую оперу – исполнить Тоску в легендарной, аутентичной постановке 1904 года, на которой тогда присутствовал сам Джакомо Пуччини. Никто больше из россиянок именно в этой постановке титульную партию не исполнял. Я открывала и закрывала сезон в Римской опере партией Тоски. После этого меня пригласили на аудиенцию к понтифику. С этого началась наша с ним дружба.

Это, конечно, огромная честь, огромное счастье – исполнять такие партии в легендарных театрах и постановках! В «Манон Леско» я дебютировала в Турине, в Театре Реджио – том самом, в котором состоялась премьера этой оперы Пуччини. Причем в Турине, как мне показалось, я не очень удачно спела прослушивание. Когда через две недели моему агенту позвонили из театра и пригласили принять участие в постановке, я искренне удивилась. Мы, певцы, часто бываем самокритичны. Самокритичность может нас настолько накрыть с головой, что не всегда это хорошо даже для физического здоровья. Тем не менее всё получилось. Когда такие знаковые моменты происходят, чувствуешь: тебя ведет какая-то рука сверху, Божий промысел. Не просто же так все это происходит.

– Правда ли, что вы пригласили Папу Римского в гости к себе – в Москву? Как считаете, Папа сможет приехать именно к вам, вне официальных рамок?

– Главное, дай Бог ему здоровья, потому что человеку 88 лет, это не так просто. Поражает то, что до сих пор у Папы такой острый ум, прекрасная память. У меня бывает так, что я спою спектакль и через некоторое время не могу вспомнить имя партнера по сцене. В каждом городе новый коллектив – там новые 30 человек, тут новые 30 человек, и так чуть ли не каждые две недели… Но у Папы огромные нагрузки, столько надо событий и людей запомнить – и он помнит!

Как-то мы с ним обсуждали оперу «Набукко», в которой я должна была выступить в Германии. Понтифик рассказал что-то очень смешное из жизни Джузеппе Верди, о премьерных спектаклях «Набукко». Какой острый ум у человека! Какие события, какие даты помнит! И чувство юмора у него молодое! У него голова светлее, чем иной раз у 30-летних людей.

– Я спрашиваю об этом потому, что Казань, где вы теперь работаете в штате оперного театра, позиционирует себя как город мира со множеством конфессий. Если не Москва, может быть, Казань могла бы принять Папу? Тем более что Казанскую икону Божией Матери несколько лет назад из Ватикана нашему городу Папа уже передал.

– Может быть. Дай Бог.

То, что я наблюдаю в своей жизни, дает понять, что жизнь удивительна и в ней могут происходить невероятные, казалось бы, события. Иногда просыпаешься и понимаешь, что вчера было какое-то волшебство, послевкусие которого тебя не покидает. А хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах. Мы можем сколько угодно все контролировать, держать руку на пульсе, но произойдет все совершенно иным образом – в итоге самым лучшим для нас, потому что жизнь так устроена.

Криминальное качество подмостков

– Вы упомянули опыт, когда вам подряд день за днем приходилось петь спектакли. Сейчас каков ваш подход к предложениям от театров? Какие критерии, соглашаться вам или нет?

– Качество! Для меня как для артиста это первостепенно. Все то, что делает Рауфаль Сабирович (Мухаметзянов, директор ТГАТОиБ имени Джалиля, – прим. Т-и), не перестает меня восхищать. Поэтому сейчас я в штате Казани – это мой театр, моя семья.

Мы спели «Реквием» Верди на Шаляпинском фестивале в Казани 4 февраля. За пультом был гениальный дирижер Марко Боэми – какие он краски делает в оркестре, как звучит под его управлением хор! А какие солисты, какие коллеги! Мурашки по коже. В такие моменты понимаешь, что сейчас здесь музыка по качеству гораздо круче, чем порой можно услышать за сумасшедшие деньги за границей.

У Рауфаля Сабировича хороший вкус. Задуманное им получается очень качественно. В первые театры мира иногда приезжаешь – накрывает разочарование. Это иногда не просто халтура, а жуткая халтура! Не буду называть театры. Когда я училась в Московской государственной консерватории, нас настраивали, что вот великий театр такого-то города, святыня какая-то. Ты приезжаешь в эту «святыню» – и тебе не дают репетиций, ты видишь своих коллег и дирижеров только на премьере, звучит все просто криминально, но все проглатывают, потому что это топ-театр.

– «Звучит криминально» – то есть плохо?

– Да, криминально – значит, плохо. И вот вроде ты спела в театре, о котором мечтают все, но на душе сожаление. Для меня счастье – принимать участие в таких проектах, как «Реквием» в Казани. Я понимаю, что это именно то, ради чего я пошла в профессию.

Еще в студенческие годы мои одногруппники, прежде чем поехать на тот или иной конкурс, интересовались информацией о том, какая будет премия в случае выигрыша. Я никогда на это не смотрела. И побеждала, потому что для меня гораздо важнее всегда была музыка. Безусловно, заработок тоже важен. У меня, например, пожилая больная мама, у которой пенсия 13 900 рублей, и если я не буду работать и помогать ей, то как жить? Моя мама в свое время работала в музыкальной школе, занималась с детками. Финансовая сторона имеет значение, но для меня моя профессия гораздо больше, чем просто заработок.

«Казань круче многих европейских городов»

– Как-то, общаясь со СМИ во время нынешнего Шаляпинского фестиваля, вы упомянули, что побывали в Казани с дочерью и ей здесь настолько понравилось, что для одной из работ в школе она выбрала в пример именно Казань. Не было мыслей переехать в наш город?

– Хороший вопрос, потому что недавно я обсуждала это с братом. Возможно, он с семьей переедет. Он у меня потрясающий стоматолог с золотыми руками – была бы в Казани не только певица, но еще и стоматолог Касьян.

Понятно, что мне сейчас не так просто переехать. Семья, двое детей (сыну 2 года, доченьке 10) и пожилая мама в Москве, которую я перевезла из Казахстана. Одно дело, когда я студентка или одна – собрала чемодан и переехала в любую точку мира.

Казань прекрасна. Я всем рассказываю, что этот город ничем не хуже Европы. Набережная Казани покраше многих европейских. Здесь красиво, чисто, со вкусом, стильно. При этом ты можешь в любое время поужинать, позавтракать в прекрасном ресторане, найти себе любую кухню. В городе развитая инфраструктура, сервис, вся индустрия красоты... Преимуществ, конечно, огромное количество.

Я пела, например, в Сицилии. Обычно я стараюсь не ужинать – мне так легче спать, я привыкла. Так вот там до 19-20 часов все закрыто, открыты только пастичерии – быстрое питание, бутерброды, пицца… Условно 10 дней я там пела, и 10 дней до 20 вечера невозможно было ничего человеческого поесть! У нас в любое время дня и ночи к вашим услугам вегетарианское меню, сыроедение, низкоуглеводное питание – что тебе угодно.

Мне нравится старая Казань. Сохранившиеся двухэтажные особняки, старая архитектура – такие фрагменты очень вдохновляют. По сравнению с Европой их маловато, но и современная Казань тоже красивая. Она круче многих европейских городов.

Религия сцены, красоты и убеждений

– Однажды вы сказали, что во время учебы вам предрекали провал в карьере из-за необычной внешности. В сети указана ваша национальность, но расскажите об этом сами – кем вы себя ощущаете.

– Человеком мира. По национальности я езидка. В Италии меня часто принимают за итальянку, в Испании – за испанку и за латиноамериканку. Когда пела в Дубае концерты, думали, что я марокканка. Всегда на эту тему много разговоров. Был момент, когда я немного даже комплексовала от того, что у меня такая экзотическая внешность, пока мне не сказали, что это идеальное попадание во многих героинь Верди. Тоска – черноглазая, черноволосая, такая горячая римская оперная певица, с темпераментом, энергетикой. В «Аиде» часто режиссеры говорят, что можно меня не гримировать – просто выпустить на сцену. Позднее я поняла, что не просто так нас слепила природа – с достоинствами и недостатками.

Я ничего никогда в жизни с собой не делала – у меня такая же аутентичная внешность осталась, с которой я родилась. Это, наверное, уже редкость в наше время, когда многие девочки себя видоизменяют. А я вижу красоту в натуральном. Я не против ухода за собой, у меня в сумочке очень хорошие масло для лица и патчи, но кардинальные изменения… Меня до сих пор иногда спрашивают, почему я не поменяю форму своего носа. Но представьте себе ту же Абигайль или Тоску с курносым носом… Я рада, что когда хотела изменить свою внешность, у меня не было на это денег.

– То есть были такие мысли?

– Были. Я же тоже живой человек, не идеальный.

– Вы придерживаетесь определенной религии?

– Езиды, представители моей национальности, сначала были солнцепоклонниками. Наверное, поэтому я так люблю солнце. В 14 лет я приняла православие, моя мама тоже православная христианка. Когда я приезжаю в Ватикан к Папе Римскому, меня спрашивают о католичестве. Здесь в Казани мы с дочерью, например, посетили мечеть. Если ты православный, это не говорит о том, что ты только свою религию чтишь, а остальные не замечаешь. Я посетила 52 страны мира. Меня переполняет любовь ко всем.

Меня иногда спрашивают, какая публика мне нравится. Я публику свою люблю по всему миру, потому что везде люди со своим колоритом. Меня поразила горячая любовь ко мне зрителей в Англии. Когда я в Северной Ирландии пела Тоску, думала, что люди будут сдержанные и холодные, как климат у них. Никак не ожидала увидеть такую горячую любовь, такой прием – я там чувствовала себя принцессой Дианой, не меньше!

Бывает такое, что хочется тишины. Внутренний интроверт во мне иногда просыпается. Как-то я была в Японии, причем нигде в соцсетях это не указывала. Репетиция в 11 утра, выхожу взять кофе, дождь проливной – а у служебного входа стоит толпа японцев под зонтами, с подарками и моими фотографиями. Конечно, это удивительно и приятно.

– Неприятные моменты, мне кажется, тоже случались?

– Почему-то именно в Казани появились какие-то сумасшедшие хейтеры. Впервые в жизни. Это, конечно, удивительно. Но говорят, что это хорошо – знак популярности. Значит, кого-то ты бесишь, кому-то действуешь на нервы. Это, как говорят маркетологи и пиарщики, очень-очень хороший знак. Поэтому им я тоже благодарна – за вдохновение.

Ноты на бумаге плюс пометки шифром

– Не только в карьере, но даже во время нашего разговора вы все время возвращаетесь к «Тоске». Можно ли сказать, что Тоска – партия-бренд Светланы Касьян?

– Одна из. Мой диапазон голоса – 4 октавы. Помню, что когда я еще только училась в консерватории, декан мне сказала: «Ты должна подготовить Тоску». Второй человек, который так сказал, – Дмитрий Вдовин, руководитель молодежной программы Большого театра, мой педагог. Когда-то мне сказали: «Ты будешь лучшей Тоской в мире». Так и получилось. Мой муж говорит: «Ты абсолютная Тоска – такая же сумасшедшая».

С Аидой у меня то же самое произошло. Очень было сложно с Абигайль в «Набукко», потому что до этого в моих партиях превалировали женщины-жертвы, а тут, как сказали критики, получилась сногсшибательная стерва. Создать на сцене совершенно другой характер тяжело, но у нас было много времени на репетиции, чтобы перевоплотиться в этот очень непростой образ.

– По поводу нот. Есть ли какая-то традиция? Может, вы всегда только с этими нотами? У вас сейчас в руках такая большая книжка, по виду она явно много лет путешествует с вами.

– Мой клавир «Тоски» из Ла Фениче в Венеции уже записан до дыр, потому что я много раз исполняла эту роль в разных театрах мира. Везде пожелания у дирижеров свои, много разных деталей, нюансов, и, соответственно, пометки отличаются, наслаиваются друг на друга.

Или до этого мы пели «Манон Леско» на Шаляпинском фестивале. Предыдущий дирижер просил меня спеть фермату, в Казани дирижер просил зачеркнуть фермату или наоборот. Много таких моментов.

Я знаете, что иногда делаю? Если кто-то сильно подглядывает ко мне в ноты, я пишу пометку на итальянском языке! Очень маленький процент солистов хоть и поют на итальянском языке, но знают его на обывательском уровне.

А еще когда исполняю что-то в концертной постановке, ставлю ноты перед собой именно на бумаге – не доверяю технике, которая может в какой-то момент просто погаснуть. Хотя мои коллеги, даже дирижеры, сейчас используют в качестве партитуры планшеты.

– Вы уже упомянули некоторые свои секреты красоты. Расскажите побольше, как вы следите за собой.

– В день репетиции и в день спектакля я голодаю. Во-первых, для поддержания формы, во-вторых, для голоса. Это день на воде. Я не держу диеты, я сладкоежка, но нахожу свои лайфхаки.

Я не худышка, конечно, формы у меня есть, но чтобы себя поддерживать, я вернулась сейчас к занятиям спортом. У меня был полугодовой контракт в Германии, и там был такой насыщенный график репетиций, что я восполняла пробел в физнагрузке тем, что не пользовалась общественным транспортом и ходила пешком по 20 тысяч шагов в день. Сейчас это кардионагрузки, разминка. Не хочу быть качком каким-то, но все равно надо держать себя в тонусе, потому что бывают постановки, когда открывается тело. Профессия обязывает следить за физической формой.

Я понимаю, что в 10 часов вечера после «Тоски» мне будет ой как сложно. Но тут надо выбирать. Балую себя ягодами – их я просто обожаю. Купила себе малину и чернику – съем после спектакля. Кондитерские сладости тоже обожаю, ем и их, безусловно, но отдаю предпочтение ягодам.

Люблю бельгийский шоколад. В Италии однажды моя квартира находилась прямо напротив магазина, который продает сладости шоколадной фабрики Турина. Вы представляете эти ароматы?! Соблазн в Швейцарии – швейцарский шоколад, он отличается по вкусу от того, что продают у нас. Люблю мамину пахлаву и «Наполеон». Недавно дочь приготовила нам клубнику в шоколаде. Я показала ей рецепт, она сама приготовила, покрыла глазурью и баловала нас.

Горизонты Касьян

– Вы видите дочку певицей?

– Никогда этого не хотела – Боже упаси! Я ее называю – девочка-адвокат. У нее совершенно другая голова. Если я вся во вдохновении, то у нее всё по полочкам, аргументировано, рационально. Она совершенно другая, полная противоположность мне. Я же про себя иногда говорю знакомым: простите, я сопрано. Этим все сказано.

– Ваша профессиональная мечта уже сбылась? Или еще есть не одна такая мечта?

– Я мечтаю о партии Мадлен де Куаньи в опере «Андре Шенье» Умберто Джордано и о Леди Макбет в опере Джузеппе Верди «Макбет». От этой музыки у меня мурашки по коже. Много сочинений, которые хочется исполнить, много оркестров, с которыми хотела бы поработать. Много еще творческих грез.

– Если отпуск или отдых, каков он для вас?

– У меня бывает 7 дней отпуска в году, когда я готова лежать в позе звездочки. Потому что все остальное время у меня перенасыщенная жизнь. Бывает, что за неделю я бываю в четырех странах – это огромное количество перелетов, больше, чем у некоторых стюардесс. Бывает, что по 3-4 дня без сна, потому что пересадки, перелеты. В эти 7 дней отпуска мне хочется моря, тепла и солнца.

– В Казани после Шаляпинского фестиваля где мы вас снова увидим и услышим?

– Относительно недавно состоялся мой дебют в партии Абигайль в опере «Набукко» в Германии. Подготовка к этому спектаклю заняла 2 года, я плотно репетировала три месяца. Это невероятно сложная технически партия. Здесь, в Казани, я буду петь Абигайль 29 марта (постановка ТГАТОиБ 2018 года, – прим. Т-и). Приходите!