Историк Измайлов рассказал порталу «Миллиард.Татар» о неточностях фильма «Ибн Фадлан»

В медиахолдинге «Татмедиа» прошел специальный показ документально-игровой ленты «Ибн Фадлан», организованный редакцией интернет-портала «Миллиард.Татар». О художественной ценности картины будут спорить критики, а пока историк Искандер Измайлов рассказал о пяти самых ярких неточностях, допущенных при экранизации путевых заметок арабского путешественника.

Стоит сразу оговориться, что записки Ахмада ибн Фадлана — единственный источник, рассказывающий о путешествии посольства багдадского халифа в Болгар. Уже только этот факт дает повод усомниться в их полной достоверности. Впечатления арабов от белого снега и гигантских змей — это одно, но какова была роль самого путешественника?

«К тем запискам, где Ибн Фадлан говорит о себе, я бы отнесся с большим сомнением. Жанр путевых заметок может быть точен в числах, но в остальном это очень сложный источник, который требует понимания картины мира средневекового человека», — подчеркнул Измайлов.

В первом же игровом фрагменте фильма зрителю представляют разнообразные племена Булгарии X века. Об их разнообразии в первую очередь свидетельствуют костюмы. Их внешний вид может показаться знакомым и относительно современным. Создатели картины хотели, чтобы зритель мог соотнести древние наряды с одеждами народов, населяющих Поволжье сегодня. Так, например, костюмы суваров напрямую отсылают к чувашским национальным костюмам.

«Художественным языком подчеркивается некая связь между суварами и чувашами. Это глубочайшая ошибка. Никакой связи между ними нет и быть не может. Использование их символики только подогревает чувашский националистический миф», — выразил уверенность Измайлов.

Город Багдад был круглым в плане, хотя со временем начал менять свои очертания. Такова была задумка строителей, хотевших, чтобы это был «город мира», то есть символический центр мироздания. Сам режиссер Айназ Мухаметзянов не считает показанный в фильме город лучшим изображением столицы Арабского халифата. По его мнению, в компьютерной игре Assassin’s Creed: Mirage Багдад получился лучше. Однако Измайлов обратил внимание на иные аспекты жизни города.

По словам историка, хотя создатели собирались превратить Багдад в светоч веры, нравы в городе были очень свободными. Расточительность халифа аль-Муктадира привела к тому, что прежний блеск государства начал меркнуть. Аль-Муктадир получил титул халифа после династической борьбы, сместив своего дядю аль-Мутазза, просидевшего на престоле всего один день. Государственными делами занимались визири, которых аль-Муктадир менял пять раз.

«Надир аль-Харами, показанный в фильме преемником визиря Багдадского халифа аль-Фурата, не был визирем. Он был евнухом при внутренних покоях», — заметил Измайлов.

Одной из самых запоминающихся сцен фильма для многих зрителей стал бой на мечах между багдадскими послами и хазарскими шпионами. Отточенная хореография боя, зрелищные пируэты и изобретательное взаимодействие с окружением, но внимание исследователя привлекли кривые мечи, которых не могло быть у арабов или других воинов халифата.

«Везде рисуют мусульман, вооруженных саблями. Это всё, конечно, абсолютная неправда. Были длинные и узкие мечи. Достаточно изучить домусульманских поэтов, например, Имру аль-Кайса, который воспевал свой меч, своего верблюда и свою возлюбленную», — объяснил Измайлов.

Другой была и техника средневекового боя. В отличие от канонической для пеплумов и боевиков рубки, настоящая схватка на мечах была более осторожной. Вместо динамичных и размашистых ударов — один, но точный. Даже во время защиты удар принимался на широкую сторону, чтобы не затупить лезвие. Причина проста — меч был вооружением элиты, и его стоимость могла превышать стоимость десятка коров.

Сцена суда над убийцей во многом служит иллюстрацией мысли о необходимости единства веры и, как следствие, правовой системы. Но с точки зрения достоверности это один из самых неудачных моментов. Порядок суда, по выражению Измайлова, похож на колхозное собрание: участники разбирательства, не снимая головных уборов, смотрят в глаза хану в ожидании приговора. «Консультанты, видимо, плохо читали Ибн Фадлана», — сделал вывод историк.

Мера наказания также не выходила за рамки относительной гуманности (разумеется, по меркам эпохи). В картине хан Алмуш считает справедливым решением разорвать преступника на части, но Ибн Фадлан описывал другой способ наказания. За преднамеренное убийство человека подвешивали в деревянном ящике. За воровство или прелюбодеяние привязывали к четырем столбам, но, опять-таки, не разрывали.

Кульминацией фильма стал приезд послов из Багдада в Болгар. Ошибка, по мнению Измайлова, кроется уже в поясняющих титрах, где в качестве даты прибытия посольства указано 21 мая.

«Этот фильм прокламирует неправильные исторические сведения и вводит в заблуждение не только общественность, но и юных зрителей», — уверен Измайлов.

Делегация прибыла в Болгар на 12-й день месяца Мухаррам, а через четыре дня Волжская Булгария официально приняла ислам. 16-й день месяца Мухаррам соответствует 16 мая 922 года.

Однако за всеми сложными подсчетами скрывается самый каверзный вопрос. Из финала картины складывается ощущение, что Ибн Фадлан вместе с делегацией принес ислам в Болгар. Но путешествие Ибн Фадлана не было успешным: посольство не нашло денег на постройку новых мечетей и не установило свой мазхаб в Поволжье.

«Фильм заканчивается чтением письма багдадского халифа. Это кульминация, но вся история только с этого начинается. Багдад исповедовал шафиитский мазхаб, но, судя по запискам Ибн Фадлана, здесь процветал ханафитский (и процветает до сих пор). С приездом послов ничего не изменилось, и посольство не связано с принесением ислама», — заключил историк.

Неофициально ислам был распространен среди племен Волжской Булгарии уже до прибытия багдадского посольства. Оно было необходимо для официального утверждения ислама на территории Булгарии и получения поддержки Багдадского халифата. Для хана Алмуша объявление ислама государственной религией могло быть формальным, политическим решением. Смысл путешествия Ибн Фадлана был именно политическим.