«Все наши пацаны там – герои!»: как медик Апостол спасает на передовой бойцов «Алги»

«Нет, война мне не снится. Пару раз были сны, но они больше были связаны с тем, что нужно что-то достать, куда-то съездить, а обстановка во сне была именно военной», – рассказывает мой собеседник.

Мы сидим за столом, пьем чай и долго разговариваем. За окном давно темно, кажется, что разговор только начался, но идет уже второй час…

Сегодня 47-летний Олег Денисюк – заместитель командира медицинского взвода батальона «Алга». В мирной жизни Олег – один из лучших мануальных терапевтов Татарстана, который в течение многих лет ставил на ноги травмированных спортсменов.

Наш разговор о том, как и почему он когда-то приехал с Украины в Россию, и о том, почему, добившись здесь многого, принял решение уйти добровольцем на СВО.

«Украинским владею в совершенстве, я сдавал на нем сопромат»

Я родился и вырос в Крыму, и родители мои до сих пор живут в одном из крымских поселков. Там я поступил в военное училище, к слову, учился одновременно с нынешним главой Крыма Аксеновым, он был на два курса старше. Потом пришли 90-е, ни в каких ОПГ не участвовал – мне всегда стыдно было быть разбойником.

Тогда открылись различные возможности для обучения, я не имею в виду классическое высшее образование, можно было обучиться разным ремеслам, я полюбил массаж. Сейчас вспоминаю, что я тогда делал, и мне это с высоты моего сегодняшнего опыта кажется примитивным и где-то даже смешным. Но тогда я даже умудрялся зарабатывать массажем какие-то деньги. Я был молод, хотелось женского внимания, денег особенно не было. А это давало и возможность заработать иногда. Потом я переехал в Киев, там продолжал зарабатывать массажем.

Неожиданно это начало у меня хорошо получаться. Я окончил еще один спецкурс в Киевском национальном университете нетрадиционной медицины. Получил две специальности – мануального терапевта и гирудотерапевта.

Сейчас на передовой товарищи мои всегда удивляются, что я с местными на чистейшем украинском языке разговариваю. Так я химию и сопромат на украинском сдавал, я его знаю просто отлично.

«Я видел самое начало майдана»

Начался майдан. 9 декабря 2013 года я со сборной Украины по хоккею поехал на Универсиаду в город Трентино, в Италию. Так случилось, что у наших соседей – казахской сборной – не было массажиста, работы мне, сами понимаете, там хватало. Аптечка у меня при себе была своя, что надо.

Как-то я шел с тренировки из ледового дворца, а впереди шла веселая компания женщин. Среди них выделялась одна, как я потом узнал позже, когда познакомились, Лариса Олеговна Сулима. Вот именно она впоследствии и перетянула меня в Казань, можно сказать, она – крестная мать моего решения приехать в Татарстан.

Мы познакомились с казанской делегацией, все это время там общались, подружились. Тогда я узнал, что Казань – это спортивная столица России.

Вернулся домой, а тут уже вовсю полыхает майдан. Уже было «звіряче побиття людей, дітей» – это когда было сымитировано, будто «Беркут» якобы избил студентов. Причем 85% обратившихся в больницы были старше 35 лет. Те еще студенты.

Я наблюдал кучу нестыковок. К примеру, за 15 минут до этого приехали съемочные двух английских телеканалов и на ток-шоу минуты за три примерно до начала «звірячего побиття» уже депутат рассказывал, что в эту секунду полиция бьет протестующих. Разыгрывали эту историю, особо даже не заморачиваясь с точностью фактов. Все по принципу «майдан, война все спишут».

«В Казань приехал с массажным столом и сотней долларов в кармане»

Именно тогда Олег принял решение перебраться в Казань, о которой столько слышал от своих новых знакомых.

«В Казань я приехал 24 февраля 2014 года. До этого я десять лет не видел снега, поскольку работал в жарких странах и редко бывал зимой дома. А Казань меня встретила лютым морозом и нереально огромным количеством снега. Я вышел с вокзала в 4 часа вечера, в кармане сто долларов – специально взял так, чтобы на обратный билет не хватило. Здесь же на вокзале взял какую-то газетенку с объявлениями о посуточной сдаче комнат. Нашел комнату в полуподвальном помещении за 5 долларов в сутки, с маленьким окошком, без ничего», – вспоминает Олег.

Из всех вещей с собой у Олега были складной массажный стол и спортивная сумка. На следующий день он распечатал 500 объявлений: «Массаж профессионально без боли. С выездом на дом», – внизу указал номер телефона. Расклеил в радиусе полутора километров вокруг того места, где снял комнату. Утром позвонили первые клиенты.

«Сначала двое, потом по пять звонков по рекомендациям каждого из этих двух клиентов. Я понял, что Татарстан – это еще и столица сарафанного радио. И уже через неделю я послал домой первые 5 тысяч рублей. Поначалу жил скромно, за вайфаем ходил в кафе, общался с семьей. Они тогда еще жили в Киеве», – рассказал Олег.

Обжившись немного в Казани, Олег позвонил своим казанским друзьям, с которыми познакомился на Универсиаде в Италии. Рассказал о своих дальнейших планах. К слову, на тот момент он был уже мастером международного класса, работал со спортсменами на Олимпийских играх.

«Меня познакомили с тогдашним вице-президентом Федерации дзюдо Татарстана Муратом Манаповым. Мы с ним встретились, я взял с собой несколько дипломов на всякий случай. Я сказал ему: “Если хотите, смотрите дипломы, но лучше я поработаю с вашими тремя усталыми и травмированными спортсменами, и я их вылечу в вашем медкабинете”». С того момент количество моих пациентов выросло в разы. Я работал с дзюдоистами, самбистами, легкоатлетами. Работы у меня прибавилось, а с ней и связей, и знакомств, и заработка», – вспоминает Олег.

Со временем Олег получил российское гражданство, а через полгода жизни в Казани перевез сюда жену и дочь. Сын на тот момент был уже взрослый, он остался на Украине.

Со временем друг за другом Олег открыл два массажных кабинета в Казани, потом его пригласили преподавать курс массажа в Академию туризма и спорта.

«Объяснять я умею, у меня своя методика обучения: я и говорю, и работаю одновременно. Я делаю массаж, курсант кладет свою руку на мою – так легче доходит, а на экзамене наоборот – я кладу свою руку на его», – рассказывает Олег.

В настоящее время дочь Олега учится на химика-биотехнолога на 4 курсе КХТИ, жена – профессиональный кризисный менеджер. Два года назад семья купила дом в Пестречинском районе. У Олега огромное количество клиентов, казалось бы, живи – не тужи.

«Первый вопрос, который задавали мне все пациенты, когда узнали, что я ухожу добровольцем: “Олег, зачем тебе это надо?”», – улыбается мой собеседник.

Вы когда-нибудь думали о том, что попадете на войну?

Да. Я почему-то был уверен, что когда-нибудь придет время, и я буду на войне. Я всегда анализировал и анализирую все, что творится в мире. За новостями слежу постольку-поскольку, считаю, что новости – это отголосок уже происшедшего события, а хочется предугадывать, что и как будет происходить. Ну и плюс ко всему, я интересуюсь историей войн и религий – каждые сто лет Европа приходит к нам, и мы с ответным визитом идем в Европу. Все шло к войне.

Олег поделился со мной своими соображениями о том, как именно события будут развиваться дальше, подчеркнув, что это его личное мнение, но основанное на наблюдениях. Сказанное им сейчас, пожалуй, озвучивать было бы преждевременно, но не исключено, что мы вернемся к этому разговору ближе к следующему лету.

Украина тоже устала, люди устали от этой непонятной войны, которую они ведут с нами. И таких людей много.

По национальности я украинец, я в совершенстве знаю украинский язык. И я сейчас воюю на Украине в составе татарстанского батальона – вот такой парадокс.

Придет время, и огромное количество людей увидит плохое экономическое положение Украины, антенны, которые сегодня зомбируют этих людей, отвернутся-таки в сторону, и народ обязательно прозреет, покается со слезами и обернет свой гнев против Европы. По крайней мере, я уверен, что будет так.

«Жена сказала – ждала, когда я скажу, что ухожу»

Олег вспоминает, когда 24 февраля узнал, что началась спецоперация, не удивился:

«Мне не надо рассказывать, что это за гадость фашистская, я там (пока жил в Киеве, – прим. Т-и) за 15 лет много чего видел. Я за ними, тварями, наблюдал, как они матереют, обрастают мясом, мускулами. Я ее называю “бешеная гиена фашизма” – она сейчас там, на Украине. Знаком с огромным количеством убежденных нацистов, и не надо мне рассказывать, что фашизма и нацизма в Украине нет. Он сейчас даже на бытовом уровне, среди детей, причем даже маленьких.

И ведь мало кто знал все эти 8 лет, что такое боль Донбасса. В России это мало освещалось в СМИ. А ведь все эти годы Донбасс ровняли с землей. Моя супруга родом с Донбасса, из Горловки. Любимые мои теща с тестем ушли из этой жизни раньше – из-за всех этих переживаний организм не выдержал. У меня там куча знакомых, друзей. Все, что там творилось в эти годы, – это жесть. Великая Отечественная война 4 года шла, а тут 8 лет!

Я все эти годы ждал, понимал, что долго так продолжаться не может.

Через пару дней, ближе к 1 марта, понял, что пойду. Нужно было время только, чтобы свернуть все свои дела – аккуратно, тихонько, без глупых разрывов. Потихоньку выяснял, как. Зашел в военкомат, узнал, как и что, не старый ли я для этого. Оказалось, что я подхожу по полной программе.

В мае начал оформлять документы. Узнал, что в Татарстане формируются батальоны. Прошел медкомиссию.

Жена, узнав, сказала: “А я ждала, когда ты это скажешь”.

До момента, пока нас не посадили в автобус и мы из танкового училища не выехали в сторону учебного центра в Тоцкое, Оксана не проронила ни одной слезинки. Но вот как только мы сели в автобус, как только грянуло “Прощание славянки”, у нее полились слезы.

Дочь сказала мне: “Пап, я просто мегалюто горжусь тобой!” Они поддержали меня целиком и полностью. Я вижу, что на сердце слезы, но они меня поддерживают. Это мой тыл, моя самая надежная крепость!»

«В Тоцком наш первый состав “Алги” получил уникальный опыт»

Олег признается, что когда шел добровольцем, то не планировал быть на войне доктором. Но так уж сложилось.

«Я шел как рядовой боец – штурмовик, разведчик, пулеметчик. Надо было бы, пошел бы с пулеметом. В старой жизни из украинской армии тоже есть уникальная военная специальность – минно-взрывное дело. Но в военкомате майор Рустам Сафиуллин, узнав про мою мирную специальность, сказал: “Ты попался. Будешь врачом. Я с ног сбился, ищу врача, а у меня, оказывается, под боком мастер международного класса”», – вспоминает Олег.

С первого же дня, как только бойцы батальона выехали из Казани, рассказывает Олег, у него уже появилась работа, как у медика.

«Некоторым становилось плохо в дороге: многочасовая поездка, жара, недосып. Люди теряли сознание от теплового удара и спазмов сосудов. Человек просто начинал трястись в судорогах и падал без сознания. Все разбегались, смотрели на него, потом на меня. С одной стороны, я просто фронтовой санитар, это не моя работа, с другой стороны – мы ж приехали вместе, одним батальоном. И все мы друг другу свои», – рассказывает Олег.

Начались учебные нагрузки, на полигоне стояла жара – в Оренбурге в начале июля настоящее пекло.

«Было огромное количество аллергических реакций, которые я связывал с тем, что много пыли и полевых растений. Их частицы мелкие растерты в пыль и перемешаны с песком – это все постоянно в воздухе, плюс мы же во время учений ползали, обдирали кожу. Аллергические реакции были сильные, конечно. Потом, как только выдали всем форму, берцы буквально сорвали кожу с ног примерно у 70 процентов бойцов. Так шла адаптация. Это была почти эпидемия, нужно было справляться одному», – вспоминает медик.

По словам Олега, в самом начале обучения стало понятно, что большинство бойцов не были приспособлены к той биомеханической работе, которая их ждала, – у большинства начали болеть спины, ломить суставы.

«Потом пошла волна кашля – лютого кашля, взахлеб. Это тоже обуславливалось тем, что сильная жара, нагрузки, все разогреваются, пьют холодную воду. Намачивали простыни – оборачивались, сквозняки... Вот такой работой я был занят – другими словами, моя боевая работа началась уже в Тоцком. Уезжая из Казани, я купил на 200 тысяч рублей лекарств и привез их с собой. Это нужные лекарства. Часть из них до сих пор осталась на передовой. Низкий поклон майору Рустаму Сафиуллину за то, что он постоянно у меня требовал список необходимых мне медикаментов и материалов – всего того, что было нужно. То, что было необходимо для обучения, потому что мы начали проходить серьезный тренинг по тактической медицине. К примеру, нам срочно понадобились жгуты в больших количествах, мы позвонили майору Сафиуллину – нам все тут же привезли. Бойцы батальона приезжали в Тоцкое группами – с каждой такой группой приходили и мои медицинские заказы. Все из того, что я заказал, каждый раз было строго по списку. Я заказывал, например, самые современные порошки для остановки крови, узкоспециальные девайсы, к примеру, чтобы пробить трахею, иглы, нити, обезболивающие, крема, мази – все приходило с запасом», – рассказал военный медик.

Олег вспоминает, что к нему обращались не только бойцы татарстанского батальона, но и военные из других регионов, которые тоже находились на слаживании в Тоцком.

«У меня была отдельная комната в казарме под склад медикаментов, а вторая для медпункта. А через неделю появился еще и реабилитационный кабинет с массажным столом. Я хотел быть полезным батальону, я очень боялся быть балластом», – рассказал Олег.

В Тоцком, вспоминает Олег, он обзавелся огромным количеством друзей и знакомых: «О том, что я мануальщик, узнала вся бригада и окрестные бригады тоже. Короче, я не скучал. Спал по три часа в сутки, потому что многому еще нужно было научиться. Все видели в батальоне: народ ложится спать, а я сижу за книгами».

Бойцов батальона готовили профессиональные военные специалисты. Их имен ребята не знали, обращались только по позывным.

«Они хорошо нас обучали. В этой группе был тактический медик с позывным Док. Очень много нового он мне рассказал о современной тактике ведения войны, о том, как работают тактические санитары. В техническом плане я сам его мог научить, но о том, как происходит подход к раненому, где мы находимся, где какие зоны распределения, как происходит эвакуация, как действовать в госпиталях, сколько километров до госпиталя и много еще чего другого – этот опыт для меня был бесценен. Мы очень сдружились с Доком», – вспоминает Олег.

В Тоцком, по словам медика, он сам и все его боевые товарищи получили уникальный опыт, который очень понадобился на передовой.

Как появился ваш позывной Апостол?

Это придумали братья. Все, кто в «Алге», мои братья. Они знают, что я всегда приду, помогу, попутно расскажу анекдот, всем нравится, ржут как кони. Всегда подбодрю, даже когда очень-очень страшно или очень-очень грустно.

Там много бытовых неустроенностей, у многих обострились какие-то свои болезни. Каждый подходит с каким-то вопросом. Где бы я ни остановился, вокруг собираются люди: у кого-то вопрос по болезни, кому-то совет по психологии, у кого-то что-то еще. Как-то вот так же собрался народ вокруг, а товарищ наш – оружейник – стоял, смотрел на это все и говорит: «Олег, ты как апостол, за тобой куча людей ходит страждущих, а ты их окормляешь. Кого-то словом, кого-то делом». Так и приклеилось ко мне это прозвище и стало позывным.

«Мою аптечку смело можно отдать на выставку»

Все аптечки, что у меня были и в мирной жизни, и на войне, отвечали всегда нескольким мои требованиям. Во-первых, это «взял и пошел», я знаю, что в ней всегда есть все. Во-вторых, без ложной скромности скажу, что ее в любой момент можно взять и отнести на выставку, чтобы показать, какая должна быть аптечка у военного санитара. В ней есть все, все, что надо. Но некоторые классические врачи пришли бы в ужас, наверное, от того, какие лайфхаки мы применяем.

На передовой время идет на секунды, стоит вопрос спасения жизни или как сделать так, чтобы из раненого вытекло как можно меньше крови, а главное, как облегчить ему, хотя бы немного, адскую боль, которая его грызет. А какая у него боль, я знаю.

Как уезжали на передовую?

Мы уже заждались к тому моменту, нам надоело уже быть в Тоцком. Мы – мотострелковый батальон, соответственно, у нас большое количество техники, которую надо погрузить на железнодорожную платформу, укрепить. И все это надо сделать за день. Уезжали мы красиво.

Мы грузимся, рядом танкисты строятся, пылища стоит. Все это огромное поле в технике и в людях. Тут ночуют, там ночуют, костры кругом – на это все смотреть было приятно.

У меня во взводе был отец Анатолий – душа человек. Во-первых, он храбрый, во-вторых, он заряженный всегда был – настоящий был вожак. Он мог завести, зажечь, с ним всегда было весело.

И вот мы грузим технику на платформу. Отцу Анатолию говорят: «Ты едешь с нами». Он говорит: «Нет, после вас формируются еще три эшелона, я должен их всех проводить». Подходит ко мне и говорит: «Апостол, есть дело. Нужно освятить эшелон». Дело нужное – идем на войну. Я говорю: «Отец Анатолий, командуй!» Он говорит: «Нужно освятить воду, а чаши нет». Я отвечаю: «Отец Анатолий, это военный эшелон, поэтому освятить воду нужно в солдатском котелке».

Есть у нас Диджей Фаркоп (позывной бойца, – прим. Т-и) – это один из хороших друзей из моего взвода, ему в день отправки исполнилось 50 лет. Он один из лучших стрелков и занял первое место по бегу в нашем батальоне. Высокий, здоровый. Мы взяли его котелок и освятили воду.

И от конца эшелона мы шли до его головы, я нес котелок, а отец Анатолий освящал. Он, не останавливаясь, читал молитвы. Мы шли, и даже пацаны-мусульмане спускались и становились под капли воды. Это был еще один из моментов, когда все слаживались. Ну представьте, батюшка с Апостолом идут, освящают эшелон. У всех так или иначе на лице появлялась улыбка – два доктора идут: духовный и физический.

И вот горят костры, музыка играет, у каждого костра люди сидят, все по пояс голые – жара стояла. Пилят доски, забивают гвозди, проволоку крутят – чтобы укрепить технику, просто мегастройка века со стороны.

Все сидели подразделениями. Раз пять нас поднимали строиться, уже все уставшие, с вещами. У Диджея день рождения – было очень весело. Шутки, приколы, и наш начальник штаба с позывным Шайтан поставил музыку, мы давай танцевать. Потом отец Анатолий начал песни петь казачьи, военные. Вот так мы отправлялись.

«В день отправки с отцом Анатолием виделись в последний раз»

До Крыма добирались четыре дня. Огромное количество пацанов наших мост Крымский видели впервые. Мост, он прекрасен. Мне, конечно, хотелось, чтобы нас на пароме перевозили, чтобы пацаны увидели море, но уж как получилось. Потом была станция, там проводники вышли, а мы поехали дальше. Пересекли ленту и сгрузили технику.

А потом начался переезд всей нашей роты и других подразделений к месту дислокации.

С отцом Анатолием, как оказалось, во время отправки мы виделись в последний раз. Он поехал со вторым эшелоном, с N-й ротой. Нашу колонну при переправке серьезно обстреливали. Многие колонны обстреливали жестко, не только наши.

Мы на технике переправлялись: на БМП, БТР. Два БМП получили задачу в условиях боевых действий найти людей и сообщить им, куда двигаться. Карт нет, связи нет, мы еще на марше – нас не поставили на местность, на довольствие. Я больше всего боялся, что нас побьют на марше, так и получилось. Но все равно прошли хорошо. Нашей роте удалось более-менее проскочить, потому что не тупили, не тормозили – лавировали между посадками, прятались. Хотя «Хаймарсами» обстреляли прилично, но я видел и не разорвавшиеся рядом с нами, так что где-то даже повезло.

N-ю роту тоже накрыло солидно. Батюшка ехал с ними, он всегда был впереди, у него была активная жизненная позиция. Он поехал с этими поисковыми группами, я и не сомневался, что он с ними поедет, ведь «надо же помочь пацанам». Это был душа-человек.

О людях на передовой: комбат Саныч

– Он приехал с нами из Тоцкого. Серьезный храбрый мужик, ближе к сорока ему. В первый же день, когда мы копали окопы в посадке, я наблюдал такую картину: он присел, спрашивает обстановку, принимает доклады, а сам в это время копает себе окоп. Копал с коленей, профессионально выкопал себе окоп. Понимаете, он мог попросить, приказать или как угодно, и ему вырыли бы окоп, но он этого не сделал. А по его окопу можно было понять, что он это делает не первую сотню раз, он это делает профессионально, значит, и другие армейские вещи делает профессионально.

Профессор и как рождались слухи

Нас начали обстреливать с первых же дней, мобильная связь пропала от слова совсем. Можно было уезжать километра за два-три, где-то в определенных местах у кого-то что-то ловило. Информации никакой, и близкие бойцов начинали переживать. Кто-то из бойцов ездил дозванивался, может, где-то сгущали краски, а дальше все передавалось по принципу испорченного телефона.

Простейший пример: лежим в Симферополе в госпитале на соседних кроватях с парнем, позывной у него Профессор. Заказали себе крылышки KFC, после окопной-то каши. Едим. И тут он у меня спрашивает: «Слушай, Апостол, а ты уверен в тех таблетках, которые мне дают? Может, это только я тебя вижу?» Я спрашиваю: «Что такое?» – «Ну вот тут пишут, что ты в плену». «Ну если я в плену, кто тогда перед тобой сидит?» – говорю я. «Ну вот я потому про таблетки и спросил», – отвечает Профессор.

А один раз, по слухам, меня вообще похоронили.

«Воды нет, водочку будешь? Ну, если вы настаиваете...»

Когда одного из наших офицеров ранило ночью, я оказался рядом и смог оказать квалифицированную помощь. Только его отнесли, думаю, ну все, сейчас поедем в Бериславль, по рации сообщают, что пацанов-минометчиков наших накрыло, старшину нашего.

А там вечно ничего по рации нормально не слышно – говорят коротко, чтобы враг перехватить не успел. «Старшину глухануло», – кричат, а мне послышалось: «Старшину наглухо, сейчас его привезем». Подъезжают, выползает старшина – вот как будто его загримировали для кино под образ погорельца – в трухе, в пепле каком-то, глаза в кучу, что железно говорит о закрытой черепно-мозговой травме. Я фонариком в темноте в лицо ему свечу, а у него глаза косят. Переносица сломана, возле уха гвоздь зашел. Был в окопе, сверху взрыв, все на него обрушилось, он не успел выбежать, балкой его припечатало и все это на старую контузию легло.

Я ему переносицу на место поставил, обработал раны, отмыл лицо перекисью водорода. Он такой: «Водички дайте, пацаны». Я говорю: «Водички нет, водочки будешь?» «Ну, если вы настаиваете», – отвечает. Хохотали все дружно.

Эвакуировали его в госпиталь. Везли на машине, а ехать нужно без фар, чтобы не накрыли. Вот представьте, ехать нужно километров сорок по степям, которые в шахматном порядке перемежаются лесопосадками из акаций и в каждой лесополосе кто-то стоит: осетины, чеченцы, башкиры, кто угодно. Ты едешь без фар, а все с оружием вокруг – столько всяких ситуаций было разных, не перечесть.

«Пацаны все герои»

Ранило бойца, ему очень тяжело было – ноги в хлам, спина, весь в крови, боль адская. Он, конечно, себя геройски вел – не выл, не ныл ни разу. Песни пел, пока его везли на машине в госпиталь, вел себя геройски. Потом, видимо, устал от боли. Ехать надо было под 50 километров. Машину трясет, он лежит в кузове, больно ему очень, хоть и все перемотано.

Кровь я остановил, везде жгуты: то ослабляю, то снова затягиваю, чтобы некроза не было. Ехать долго, скорость маленькая, по посадкам едем. Он устал, замолчал, глаза закрыл, а из-под век слезы текут. Он молчит, даже не пикнул. Пацану 25 лет, а он настоящий герой. Хотя мог и кричать, и истерить от боли – никто бы его не осудил в такой ситуации, да кроме меня, и не было больше там свидетелей. Он выжил.

И таких случаев много: пацаны – герои!

«Он вытащил на себе человек сорок с передовой»

«Татар-информу» удалось поговорить с заместителем командира батальона «Алга» Сергеем. Он рассказал, что восхищается мужеством и организованностью Олега.

«Выполнял обязанности, не побоюсь этого слова, врача, фельдшера, медбрата, кого угодно. По прибытии в начале сентября в зону СВО оказывал помощь бойцам, получившим осколочные ранения, ожоги. Выполнял свои задачи под плотным артиллерийским огнем. Другими словами, когда наступал артналет, все прятались по окопам и ждали его окончания. Упал снаряд, пока есть несколько секунд до следующего разрыва, Олег бежит к раненым. Оказывает помощь, эвакуирует грамотно, четко, профессионально. В плане организации работы медицинской службы – у него при себе всегда медицинская сумка, в которой есть все и все разложено по своим местам. Он грамотно распределил людей своего медицинского взвода по ротам. То есть помимо медицинской работы занимался еще и организационной. Бойцы все очень довольны его работой, он многих в буквальном смысле слова спас. Он находился все это время до своего ранения на передовой вместе со всеми. В случае если кто получал ранение, оперативно оказывал помощь. Более сорока человек с передовой раненых вытащил», – рассказал заместитель командира батальона «Алга».

На вопрос, скольких человек спас, скольким помог, Олег однозначно ответить затруднился.

«Я считал первых человек двадцать раненых, потом перестал. Это только те, кому прям жестко помог. Это я не считаю человек двести, которых я вылечил от всяческих травм и поражений в Тоцком. Не учитываются гражданские, которым тоже приходилось помогать. Одного гражданского чудом довезли, я часа два боролся за его жизнь ночью в трясущейся машине, он тяжело ранен был – три осколка в ноге, крови много потерял, он ждал помощи три часа. Нужно было стабилизировать его состояние. Я привез его в госпиталь живым, увы, через четыре дня он умер. Я в эти дни, когда в госпиталь приезжал, постоянно спрашивал о его самочувствии. Были две женщины, одну очень тяжело ранило – по голове прошел осколок, вспахал все. Но удалось очень быстро клеем склеить ей кожу с волосяным покровом, перевязать – удачно. А второй, 20-летней девчонке, пропороло предплечье, и потом очень тяжело заживало, видно, заражение какое-то случилось или она сама слабенькая была. Вот о них тоже беспокоился», – рассказал Олег.

Историй у Олега бессчетное количество, там, на передовой, все дни состоят из таких вот историй. Жизнь, которая измеряется совершенно другими категориями.

«Когда замполита Серегу ранило, я с ним от начала и до конца до госпиталя был. И вот идет эвакуация через обстреливаемую “Хаймарсами” территорию. Они же бьют по санитарным машинам специально. Мы ехали по полуразрушенной дамбе, там надо было постоянно лавировать, одно неверное движение, и ты летишь с высоты в воду. Серега раненый говорит: “Надо в соседнем селе забрать документы и вещи перед госпиталем. Там еще водиле куда-то прилетел осколок”. Приезжает водитель на “шишиге”, а у него под бровью внутрь зашел осколок, и он ездит за рулем! Привез нас в это село, начался обстрел, он замаскировал машину, залез в какой-то подвальчик и часа полтора, пока шел обстрел, там лежал. У замполита ранение живота, у еще одного бойца вроде бы небольшое ранение в плечо, но я посмотрел – осколок большой, торчит глубоко, говорю, рана серьезная. И вот там в этом селе местную жительницу перевязывал еще. То есть я четверых сразу вез в госпиталь: офицера, сержанта, солдата и гражданского человека – всем им оказал помощь», – вспоминает медик.

К слову, опытные люди с уверенностью говорят, что вот такая история о четверых спасенных за раз – повод для представления к награде. Надеемся, что она обязательно найдет Олега Денисюка.

Как ранило вас?

Некоторых моментов я не помню, у меня все-таки частичная потеря памяти была – многое пацаны рассказали, как видели со стороны.

Приехал к нам новый военный доктор Женя – мегапрофессионал, мы с ним сразу подружились.

И вот представьте, батальон растянут по позиции километра на три, я живу посредине, и мне каждый день по несколько раз в каждую сторону по полтора километра надо перемещаться, и все это в бронежилете, в каске. Это сложно физически. Я заимел себе два велосипеда, чтобы перемещаться по позиции.

Обстрелы шли постоянно, а я точно знаю, что после каждого обстрела обязательно будут раненые.

Слышу прилет, взрыв. После него от двадцати до сорока секунд у них есть время на перезаряд. В этот момент я где по-пластунски, где на карачках перемещаюсь от окопа к окопу. Причем бегу и слушаю – у каждого миномета свой голос, ствольная артиллерия, вообще отдельная пьеса. Когда слышишь «бах», выход – у тебя есть максимум три секунды, чтобы найти укрытие. Пересидел-переждал, дальше двигаешься.

Но можно и ошибиться, могут три-четыре миномета сразу бить. Постоянно нужно быть как натянутая струна и делать все очень быстро. Заранее знать, куда ты сейчас ляжешь в укрытие, два-три укрытия вперед просматривать нужно на своем пути.

И Женька мне тут говорит: «Вроде бы все обошлось», – действительно, птички поют, солнышко светит, тишина такая после обстрелов.

Я говорю: «Жека, ты знаешь, зловещая тишина».

Спускаюсь в окоп, надеваю антитравматический жилет под бронежилет. Обычно я без бронежилета бегаю, чтобы быстрее было, а тогда еще и броник надел, каску. И вот только начинаю ее застегивать, тапик (военно-полевой телефон, – прим. Т-и) звонит, и слышу, тройной прилет там, где N-ая рота. С таким свистом зубодробительным, и столбы черного дыма. Поднимаю трубку: «Олег, тут беда», а я уже и сам вижу вдалеке все. Бросаю все, прыгаю на велосипед, Женя за мной на втором велосипеде.

Пацаны потом рассказывали, что очень комично выглядело: два здоровых мужика в бронежилетах, в касках, с сумками и на великах куда-то полетели.

Тут вроде подзатихло. Навстречу пацан окровавленный бежит, второй – Женька остановился их перевязать, я дальше поехал к черному дыму. Женька отдал быстро два индивидуальных пакета санинструкторам, крикнул ему: «Перевяжи» и поехал за мной. Раны у пацанов легкие, а мы нужны были там, куда прилетело.

Пацан окровавленный с шальными глазами кричит нам: «Туда, туда», показывает рукой на черный дым. Он, конечно, в рубашке родился, его едва не разорвало, получил лишь легкие ранения.

Мы подлетаем, бросаем велосипеды, я в первый окоп, Женька – во второй. Там кровь, перевязка, пацаны раненые, и тут обстрел начинается по новой, прям по нам кладет.

Между взрывами помню, что выпрыгиваю, ползу по-пластунски очень быстро и Женька меня обгоняет, мы подбегаем к блиндажу, в который было прямое попадание. Он раскрыт… Офицер в тяжелом состоянии, боец погиб – парень под два метра ростом, веселый, душа компании, храбрый воин…

Я начал помощь оказывать офицеру, он очень тяжелый был. Впереди видно перебитые окопы, там нас еще куча народу ждет, кричат.

И я наклоняюсь, перевязываю, слышу – прилет. Голову приподнимаю из-за кромки, прикрылся каской – взрыв, и Женьку в воздух подбрасывает, перекидывает несколько раз, шлеп об землю, и он скатился в окоп. Я начинаю орать: «Жека, ты живой?», – а снаряды все продолжают падать. В тот момент я думал, все, хана ему.

Я рванул, перебегаю, рядом прыгаю, смотрю, а он живой. Уже помощь раненому оказывает. И у меня такая щенячья радость, аж в горле задрожало, стучу ему ладонью по каске, ору: «Жив! Почему не отвечаешь? Почему молчишь?» Он поворачивается, как заорет мне в лицо: «Что?» Глухануло его.

И он мне рукой показывает в сторону и кричит: «Там!», я только из окопа – прилет, спрятался, меня подзасыпало слегка. И вот когда так засыпает, в этот момент нужно бежать – это самый трудный момент, очень страшный, кажется, что еще ничего не закончилось, вот как раз в него нужно бежать, и тогда будет немного времени.

А они, видно, или парой стреляли, или стволка подключилась, я так и не понял. Я перебегаю мимо кучи вещей второй роты, слышу «выход», понимаю, что не успеваю до окопа. Стартую, буквально перебираю ногами в воздухе, и вот я уже над самым окопом, и взрыв. И меня как будто великан сбоку и сверху молотком забил в этот окоп. Очень сильный удар был в затылок и куда-то в спину. Накрыло сразу и засыпало землей.

А дальше мне пацаны рассказывали. Я повернулся, сознание не потерял, глаза шальные. Смотрю на бойца, у него ноги перебиты, он пытается жгут достать и говорит мне: «Олег, у тебя абсолютно белые безумные глаза. Ты хохочешь и рассказываешь мне – представь, братишка, как я лихо сюда заскочил-закатился». У бойца самого кровища, ноги перебиты, в спине осколки, и все это в тесноте, в полузаваленной землей яме. Грохот, все сыпется, он пытается себе обезболивающее сделать, а мембрану не пробил и лекарство не идет. Он рассказывал потом: «Ты выхватываешь у меня шприц, хохочешь, смотри, село не асфальтированное, как надо». Делаю ему укол, все это с шутками-прибаутками. Видимо, его хотел подбодрить.

Я получил закрытую черепно-мозговую травму, и осколок зашел в щеку, причем я его сразу не заметил в первичном госпитале. Рентген делали с другой проекции, не было видно. Меня, когда привезли в госпиталь, на шлеме сзади были отметины от шрапнели и бронежилет разорван в четырех местах на спине. Врачи подумали, что удары были оттуда, и рентген делали на спину и затылок. А сбоку снимок сделали уже в Симферополе, там и сказали, что у меня осколок в лице. Его челюстно-лицевой хирург достал. Не глубоко зашел, на 3-4 сантиметра. Когда пацаны меня везли в госпиталь, я был частично без сознания, плохо помню, но все отдельными кадрами. Каска и броник меня спасли, конечно.

А недавно мне сказали такую фразу, которую я запомнил: «У вас глаза седые».

Назад поедете?

Обязательно. Сто процентов. Как они там без меня?

Там ведь не только сами ранения. У большинства пацанов через неделю жизни в окопах – сырость, мыши, стресс, усталость, загрузка-разгрузка техники, переходы, плюс бессонные ночи, караулы – начинают болеть спины, суставы.

Ну представьте – сутки или двое сидеть под землей скрываться, потому что рядом ходят украинские патрули. И в таком карауле был каждый! Ночь, риск для жизни, ДРГ ходят – это страшно и опасно. Я просто хочу сказать, что пацаны, с кем я там был, они все герои. Казалось бы, простая армейская работа, она очень непростая – это большой физический и психологический труд. Но это надо делать, и они это делали.

А вообще у нас там такое братство, у нас нет никакой национальной розни, у нас там единство!