Шарманщик Шама: «Однажды приставили нож к горлу и отобрали телефон и паспорт»

«Отца исключили из партии «за связь с врагом народа» – моей матерью. Но он не отказался от нее»

— Шамиль Раисович, ваша семья из крымских татар, переживших депортацию. Что ваша мама рассказывала об этом?

— Она не очень любила об этом рассказывать. Да и мне не было интересно по молодости, сейчас сожалею об этом. Мама родилась в Симферополе в семье врачей. Об оккупации тоже почти не рассказывала. И отец, воевавший под Сталинградом, про войну не рассказывал, а я не спрашивал. А надо было, конечно.

Единственное, что знаю, – что всех за несколько часов собрали, погрузили в телячьи вагоны и отправили в Узбекистан. Во время пути очень много депортированных умерли от голода, условия были ужасные. Много татар умерло. У соседки мамы из Алупки было восемь детей, в пути умерли четверо. На ней был фланелевый халат, дети от голода все время хватались за этот халат, в конце пути от него уже только половинка осталась.

А мои родители выжили благодаря тому, что бабушка, мать моей матери, лечила конвоиров, которые сопровождали эти эшелоны. И за это конвоиры подкидывали им крохи со своего стола. В Самаркандской области, куда их определили на склады, они тоже жили более благополучно по сравнению с другими депортированными благодаря профессии бабушки. Своих врачей в Узбекистане не хватало. Условия тоже были тяжелые не только для депортированных, но и для местных жителей.

Мама познакомилась с отцом на юге Узбекистана в госпитале, где он лечился после ранения. Они оба окончили Учительский институт, после окончания работали в самаркандской школе учителями, которых тоже не хватало. Кстати, отца исключили из партии «за связь с врагом народа», моей матерью, но он не отказался от нее, и они поженились.

— А как вы определяете для себя свою татарскую идентичность?

— Я горжусь тем, что я татарин, и везде это подчеркиваю. Я много бывал за границей. Там же нет такого, что ты тунгус или калмык, там все русские. Я постоянно подчеркиваю, что я татарин.

«Наши театры не хуже московских»

— Как вы относитесь к татарской музыке, театру, кино?

— Как все татары. Нравится. И старые песни, и современные. Появилась молодежь, достойная старого поколения. Особого восхищения нет, но и порицания тоже. Музыка может быть хорошей, но текст плохим, и наоборот. Я считаю, что наши театры не хуже московских. С кино почти не знаком, хотя и работал немного.

— У вас классическое образование архитектора?

— Да, я окончил Самаркандский государственный архитектурно-строительный институт. Поступил туда по воле случая. Моему школьному товарищу было скучно ездить одному на учебу, и он брал меня с собой. Сначала мы учились на подготовительных курсах. На вступительных экзаменах надо было рисовать голову Давида. В школе по рисованию у меня была тройка. Я решил схитрить и попросил друга нарисовать. На экзамен протащил этот рисунок под рубашкой и выбрал такой ракурс, который соответствовал готовому рисунку. Два часа, отведенные на экзамен, я просидел, делая вид, что калякаю на листе свои каракули. Под конец заменил их на свою «контрабанду» и сдал готовый рисунок друга.

Так я сдавал все зачеты по рисунку, черчению. Думал, отслужу в армии, а там будет видно. Остальные экзамены тоже сдавал благодаря тому, что во время учебы на подготовительных курсах играл за этот институт на первенстве ДСО «Буревестник» Узбекской ССР. Ректор был ярым болельщиком. Собственно, он и завкафедрой по физкультуре помогли мне поступить.

«Специально устроился в театр Камала, чтобы выучить татарский язык, но ничего не вышло»

— Наверняка и без стройотрядов не обошлось?

— Летом на каникулах строительные отряды тоже были очень популярны. Они работали по всей стране. Я сам работал в нескольких местах: в Хакасии, Магадане, Тольятти, где как раз строился автозавод, вторая очередь. Моя лепта там тоже есть. В общем, пребывание в стенах института оставило большой след в моей жизни (смеется).

Я с теплотой вспоминаю об этом периоде. Друзья, которые у меня сейчас есть, – мои сокурсники, самые близкие люди. Встречаемся с ними каждый год в Москве и сердечно вспоминаем нашу молодость. Правда, с каждым годом за столом нас, как ни прискорбно, все меньше и меньше.

— Вы работали архитектором?

— В то время всех выпускников вузов направляли в разные города, где они были обязаны отработать три года. Я попал в город Гулистан где-то между Самаркандом и Ташкентом. Это областной центр, небольшой городок, очень симпатичный. Но через четыре дня меня призвали в армию – у нас в институте не было военной кафедры. Прослужил год под Питером.

После армии предоставлялся карт-бланш, можно было не привязываться к месту распределения, поэтому я вернулся в Самарканд. Так что архитектором проработал всего четыре дня.

— По сути, вы были фрилансером?

— В основном работал по договорам, так как не любил вставать в 7 утра, сидеть на одном месте и ждать звонка, когда тебя выпустят из проектного института. Некоторые мои товарищи доросли до очень значительных должностей, потому что никуда не дергались. Мои друзья работали главными архитекторами в Ульяновске, Королёве, Крыму, в городах Узбекистана. Я ими горжусь.

Я же работал по договорам и занимался оформлением зданий, интерьеров, мотался то в Казань, где жили родители, то в Самарканд, где жила бабушка. Когда окончательно обосновался в Казани, специально устроился в театр Камала, чтобы выучить татарский язык, но ничего у меня не вышло. Работал в кинопроектах «Теплые ветры древних булгар», «Дилемма» в качестве декоратора или художника, несколько лет проработал в Питере, а по возвращении в Казань оформлял площадки для сабантуев, презентаций.

То есть это была работа, которая не оставляет следа. Так все мои труды канули в Лету. Помните, в 90-е храмы начали возвращать верующим? Я довольно активно занимался оформлением интерьеров мечетей в те годы, несколько церквей тоже было. Хотя я и атеист. Из того, что осталось, это Азимовская мечеть, Закабанная, мечети районных центров.

«Не думал о стаже и не собирал документы, поэтому пенсия вышла очень маленькая»

— Как оцениваете проект нового здания театра Камала?

— Не могу судить о нем объективно, так как еще не видел его воочию, а по картинкам обсуждать бессмысленно. Например, Эйфелева башня как инженерное сооружение на картинках не впечатляет, а вблизи это — ажурное чудо, будто сотворенное ювелиром, все сделано филигранно. Или Пизанская башня — когда обозреваешь ее, скажем, на расстоянии мушкетного выстрела, это просто падающая башня, а вблизи — тоже чудо из чудес, как будто сотканное из кружева, и каждая деталь кружева на своем месте. Или взять пирамиды [Гизы]. На фотографии это просто обычные призмочки, воочию же это три гиганта, рядом с которыми чувствуешь себя муравьем.

Новое здание театра по картинкам в интернете мне нравится. Классическая архитектура, по-моему, очень проста, там надо знать определенные каноны и расставить их на нужные места. А современное здание, в том числе и наш театр, требует все-таки фантазии. Играть формами — это не очень просто. Я думаю, что здание со временем станет одним из символов Казани, как оперный театр в Сиднее.

— Как в вашей жизни появилась шарманка?

— В конце 90-х я работал в Питере дизайнером по интерьерам. В то время новые русские скупали коммунальные квартиры в центре города. Жильцов они расселяли на окраинах, а эти квартиры переделывали в офисы или апартаменты с новой планировкой. Я делал не только проекты перепланировки, но и вел авторский надзор в качестве прораба. И вот из одной квартиры рабочие выносили строительный мусор, я увидел в нем какой-то интересный ящик. Не знаю почему, но эту штуковину я притащил домой и забыл про нее.

В начале 2000-х вернулся в Казань. Годы шли, я начал стареть, работа стала утомлять. Я устроился педагогом в муниципальный детский клуб. Представляете, педагог-троечник учит бедных детишек рисованию, но я утешал себя тем, что плохой футболист не обязательно станет плохим тренером. По своей безалаберности я не думал о стаже и не собирал документы, поэтому пенсия вышла очень маленькая. Хотя в бытность дизайнером хорошо зарабатывал и платил большие налоги. Начал думать, как жить дальше. Наткнулся на один ролик, снятый мной еще в Питере на канале Грибоедова, в нем был шарманщик. Тут я вспомнил про свой припрятанный ящик и решил его отреставрировать.

— Сколько времени ушло на реставрацию?

— Где-то через полгода все было готово. Я начал выходить с шарманкой на улицу Баумана. Потихоньку рацион моего питания стал улучшаться. Но шарманка была такой громоздкой, что таскать ее было проблематично. Да и требовала она постоянного ремонта.

Я начал пытаться облегчить свой труд, получалось, правда, не очень. Но с каждым разом инструмент становился все совершеннее. И сейчас у меня уже пятая по счету шарманка. Компактная, удобная для путешествий. В багаж ее сдавать рискованно, конечно, все-таки довольно хрупкий инструмент. Вы же знаете, как обращаются с багажом наши доблестные грузчики аэропортов. Я сделал шарманку с самыми маленькими габаритами, которая проходит как ручная кладь даже у самой худшей авиакомпании страны. Сейчас с ней и работаю.

«В Паттайе был задержан полицейскими. Пришлось отдать весь дневной заработок»

— Как вы начали свои «шарманные» путешествия?

— После пандемии первый раз выехал с шарманкой в Европу. В Эстонии поиграл немного, был там проездом. Лучше всего работать в Венеции, Париже и Амстердаме. Особенно в Венеции. Там я полдня работал, полдня лицезрел достопримечательности, заработка хватало на еду и проживание. Расходы были только на дорогу между городами.

Правда, полиция гоняла постоянно. За границей и у нас надо иметь специальное разрешение от местных органов. Несколько раз даже данные паспорта записывали, но на этом претензии заканчивались. Главное, придирались только полицейские женского пола, мужики относились лояльно. В Париже я уже научился избегать встреч с блюстителями порядка. В Барселоне уже собирался играть, но местные музыканты предостерегли, там можно было нарваться на штраф. По всему миру уличная работа иностранцев считается незаконной трудовой деятельностью.

— Какие страны вам особенно запомнились?

— Прошлой весной побывал в Азии. Дней десять жил на Гоа, в местечке Арамболь, это самое благодатное место. Жилье, еда – все очень дешево. Вообще Гоа — популярное место у хиппи 60-70-х годов. Это был мировой центр «детей цветов». Я сам хипповал в молодости, и побывать на Гоа было моей мечтой. Я покупал рыбу, сам ее готовил, играл по вечерам. В Арамболе было ощущение, что ты находишься в одном из южных городов России, повсюду слышна русская речь.

В Паттайе полицейские хотели арестовать меня и заточить в темницу. Там более строго, чем в Европе, но на самом деле они просто хотели, чтобы я от них откупился. Пришлось отдать весь дневной заработок. Больше я там не играл. Зимой проехал по Латинской Америке: Аргентина, Бразилия, Уругвай, Чили. Валюта там мелкая. Допустим, в Европе жертвуют по 5 евро, а в Латинской Америке – 50-100 песо. Чтобы заработать 1000 рублей, в Европе достаточно десяти пожертвований, а в Южной Америке нужно сто. Поэтому я воздержался от таких заработков, к тому же днем там очень жарко, а вечером опасно. Однажды мне приставили нож к горлу и отняли телефон и паспорт. Уехал на родину по справке из консульства.

В августе побывал в Японии, проехал 16 городов за 12 дней. Времени было мало, хотя там спокойно играть, люди доброжелательные. Там даже можно не пользоваться навигатором. Спросишь дорогу – тебя не отпустят, пока не проводят, даже неудобно становится от их участия. В Китае же можно три дня пробыть без визы, это очень удобно.

Но самая лучшая и благодарная публика у нас в Казани.

«Есть люди, которые считают, что я дурю народ»

— Вас называют Че Геварой, папой Карло. Как вы относитесь к этому?

— Че Геварой меня назвала журналистка из казанской газеты. Как только меня не характеризовали: Санта-Клаус, «атмосферный», «креативный», «брутальный», тот же папа Карло, всех эпитетов не упомнишь. Но негатив тоже бывает, один человек назвал меня шарлатаном.

Я отношусь к этому спокойно, даже равнодушно. Сам себя я называю «шарманщик Шама». Под этим именем езжу на фестивали по российским городам.

— Что требуется для ухода за шарманкой?

— Первая питерская шарманка действительно требовала ухода. За старушками надо ухаживать. А сейчас я уже заменил старый механизм на современный, вставил акустическую колонку, подобрал соответствующую музыку из интернета. Уход — это зарядка аккумулятора и мелкий ремонт.

Есть люди, которые считают, что я дурю народ. Но ведь некоторые звезды нагло открывают рот под фанеру за огромные деньги. А я сижу с хроническим радикулитом на радость людям. Почти все люди воспринимают мое действо с удовольствием, все улыбаются, особенно дети, обнимают, дарят конфетки и жвачки, некоторые даже плачут от умиления. Свою работу я называю «шарманить».

Во время саммита БРИКС не разрешали работать на Баумана, поэтому как только все завершилось, я побежал зарабатывать. Сейчас тоже пойду на Баумана и буду играть на радость прохожим и туристам.