Салават Юзеев: «Татарское кино как феномен не состоялось»

В преддверии Международного литературного конкурса «Мы из Тартарии» редакция «Миллиард.татар» знакомит своих читателей с составом его жюри. В числе уважаемых судей, которые вызвались помочь нам в нашем начинании, – писатель, режиссер, драматург Салават Юзеев. В интервью «МТ» он рассказал о том, как правильно подойти к экранизации татарской классики, как в Казани сформировалась прослойка молодых татар эпохи постмодерна и чем может помочь национальной культуре конкурс «Мы из Тартарии».

«Мне часто говорят, что в моих произведениях недостаточно татарскости»

– Салават Ильдарович, значительную часть жизни вы работали программистом, но потом ушли в писательский цех. Почему решили так резко изменить свою жизнь?

– Когда я был программистом, у меня была потребность писать. Я писал стихи, ходил в литературное объединение Марка Зарецкого. Литературные объединения Казани в 1980-х процветали, в них бурлила культурная жизнь. Хотелось творить, переворачивать мир, но я не знал как. Так что потребность в творчестве у меня была всегда, но во времена СССР ее сложнее было реализовать. Тем не менее, работая в НИИ, где была проходная система с серьезной охраной, я умудрялся сбегать с работы. Чувствовал, что это не мое. Это была и драма, и комедия. А навык программирования остался на всю жизнь.

– Ваш отец Ильдар Юзеев был известным татарским писателем. Отличалась ли жизнь семьи татарской интеллигенции от жизни семьи рабочих?

– Никак не отличалась. В 1970-х мы жили в таких же хрущевках, как все остальные, ходил я в обычную, а не в привилегированную школу. Писатели получали стандартную зарплату.

– Была ли привилегированная группа среди татарской интеллигенции?

– Деятели искусства, как и все люди, объединяются в группы по интересам. Сегодня их называют сообществами, а раньше это были компании. Естественно, общение было тесным: люди приходили друг к другу без звонка. Всегда можно было ожидать гостей. Мои родители тоже ходили в гости без звонка. У нас была дача в Займище, где выдавали дачи писателям. Получилась своеобразная коммуна, где каждый сосед – классик. Нашим ближайшим соседом был Шаукат Галиев, чуть подальше жил Аяз Гилязов. Надо учитывать, что татарская элита того времени вышла из деревни, они были носителями татарской ментальности.

Я пишу на русском языке, и мне часто говорят, что в моих произведениях недостаточно татарскости, татарлык, если говорить на татарском. Как так можно говорить? Я рос в среде, где была такая татарскость! Такой плотности не было больше нигде.

– Остался ли в нашей культуре деревенский менталитет или мы живем в эпоху победившего урбанизма?

– Еще остался. Поколение Ркаила Зайдуллы все еще деревенское, с мощной татарской основой. Его представители – носители языка, который идет от глубинного народа.

Татарская культура должна развиваться сразу и в городском, и в деревенском направлении. Раньше флагманским для татарской литературы был деревенский курс, в нашей культуре преобладали почвенники. Сейчас люди больше переезжают в города, и город начинает потихоньку вытеснять деревню. Но если вы придете в татарский театр, то увидите, что деревенские истории востребованны. Спектакли с этой составляющей идут на ура, и тема и дальше будет пользоваться популярностью.

– У вас нет ощущения, что татарская культура осталась в XX веке?

– Есть такое. Но не стоит забывать, что в каждой культуре есть люди, которые экспериментируют и идут в авангарде. Порой их эксперименты напоминают, говоря языком кино, артхаус. Массовая аудитория пока не понимает эти эксперименты, но у них есть свои почитатели. К таким фронтменам можно отнести театр MOÑ, Туфана Имамутдинова.

Есть еще молодые татарские режиссеры, которым около 30, а в театре это небольшой возраст. Они не боятся экспериментировать с татарской культурой и являются новым поколением городских татар, которые пережили эпоху постмодернизма. Если татарская культура еще не доросла до постмодернизма, то эти люди, наоборот, его уже переросли.

– Представители нового поколения адаптируют татарскую культуру?

– Адаптация – это обычно вынужденный шаг, а они творят просто из желания сказать свое слово и сделать что-то новое, перевернуть мир. Я понимаю их, сам был таким. В этом и есть сила молодости.

«Вышел один большой фильм, и все ждут, что он выстрелит. Так не бывает»

– Салават Ильдарович, а состоялся ли феномен татарского кино?

– Татарское кино как феномен не состоялось. Есть попытки создать кинематограф. Дело даже не в технических возможностях. Если есть деньги, все покупается, из Москвы и других регионов можно привезти что угодно.

В татарском кино нет системы, которая работала бы на выпуск фильмов. У нас нет ежегодного бюджета на выпуск определенного количества художественных фильмов. Сегодня бюджет на татарское кино – 11 миллионов рублей на 15 фильмов. Это же смешно!

– А какой должна быть система выпуска фильмов?

– Она должна быть ориентирована на выпуск нескольких полнометражных фильмов в год. Не с такими, конечно, бюджетами, как в Москве. В этой структуре должен быть налажен отбор претендентов, сценариев, а также работа с теми, кто прошел отбор. Кроме этого, должен быть запрос со стороны власти и общества. Только тогда получится татарский кинематограф.

У татар пока нет настоящей заинтересованности в появлении феномена татарского кино. Об этом можно долго рассуждать, кого-то обвинять, но я не вижу в этом виноватых. Просто так сложилось, что у Татарстана нет запроса на свое кино.

– Почему состоялся феномен якутского кино?

– В Якутии сошлось сразу множество факторов. Там были общественный запрос, серьезный государственный бюджет на съемки, а также частная инициатива. Там был министр культуры Андрей Борисов (в 1990–2014 годах. – Прим. „Т-и”), который загорелся этой идеей. Он сам сильный театральный режиссер. Сами понимаете, что, когда человек во власти загорается такой идей, это уже совершенно другой разговор. Борисов сам снял художественный фильм «Тайна Чингис Хаана» с бюджетом около шести миллионов долларов. Факт в том, что вокруг этого фильма собралось огромное количество молодых режиссеров. Но съемками только одной картины у Борисова не ограничилось: он привлекал и курировал молодежь. Люди, которые стоят у истоков феномена якутского кино, получали не только финансовую, но и энергетическую поддержку.

Кроме того, в Якутии был пассионарный взрыв. Можно долго рассуждать, почему кино стало развиваться именно там. У меня много знакомых якутских режиссеров. Когда спрашиваешь их, почему так хорошо идет процесс и люди ходят в кинотеатры, одни отвечают, что у них холодно и людям некуда больше ходить, другие говорят, что просто так сошлось. А один мой друг ответил, что в Якутии свобода, она движет жителями республики.

Я смотрел якутские фильмы. Если показывать их у нас в Татарстане, народ на них не пойдет. И дело даже не в различиях культур и менталитетов, просто люди у нас ориентированы на формат западного и современного российского кино. Но Якутия совершает сейчас прорыв в отечественном кинематографе. Регион выпускает 20 игровых фильмов в год, там снимают и серьезные полнометражные картины, и фильмы поскромнее. Сейчас они занимают первые места на кинофестивалях. И это естественно, потому что, когда выходит такое большое количество фильмов, какие-то из них выстреливают. Это не как в Татарстане – вышел один большой фильм, и все ждут, что он выстрелит. Так не бывает.

«Фильм снят не для татар, а для всей России. И это правильно»

– Как раз недавно вышел фильм «Микулай» татарского режиссера Ильшата Рахимбая. Что вы о нем скажете?

– «Микулай» – хороший фильм, но он входит в обойму российского кино. В Татарстане мы будем считать этот фильм своим, потому что знаем Рахимбая «с младых ногтей». Но фильм снят не для татар, а для всей России. И это правильно, потому что иначе его бы не смотрели. Ну сняли бы этот фильм только для татар, его бы продемонстрировали в кинотеатре «Мир», в Москве местной татарской общине. Было бы несколько показов где-то еще, и о фильме просто забыли бы.

Не нужно снимать только для татар, нужно снимать для всего мира. Это касается не только кино, но и литературы. Любой писатель хочет, чтобы его читали во всем мире.

– Скоро в прокат выйдет фильм «Бери да помни» Байбулата Батуллы, экранизируется роман «Город Брежнев» Шамиля Идиатуллина. Это можно назвать татарским массовым кино?

– Насколько я помню, в их съемках были задействованы москвичи. Эти фильмы сняты для России, и в этом нет ничего плохого. Очень хорошо, что произведения наших писателей и режиссеров попадают в российскую обойму. С другой стороны, если мы затрагиваем татарский менталитет, хотелось бы, чтобы эти фильмы прозвучали и на татарском языке.

«Я устраивал показы, и люди после них не могли вспомнить, на каком языке снят фильм»

– Национальный язык важен в кино?

– В фильме с нами говорит не национальный язык, а язык кино. Когда я снял свой первый игровой фильм «121» о Тукае, где повествование шло на татарском с русскими субтитрами, то заметил следующее. Я устраивал показы, и люди после них не могли вспомнить, на каком языке снят фильм. Язык образов в кино преобладает. Это не только картинка, но и музыка, движение. То есть на зрителя одновременно воздействует сразу множество видов искусства. Это все остается в голове, и человек может забыть, на каком языке говорили в фильме. Ему важнее смыслы и эмоции, которые он считывает во время просмотра. Хотя язык, конечно, тоже играет свою роль, потому что он имеет свою певучесть и особенности.

– Можно ли в язык кино интегрировать татарскую традицию?

– Я снимал документальное кино о татарских традициях. Снять традицию можно так, что это будет просто фиксация действия. Так снимают ученые, антропологи. Они снимают не для того, чтобы показать традицию, а чтобы сохранить ритуал, запечатлев каждую деталь. Если мы снимаем кино, то одного обряда недостаточно. Что люди хотят получить от кино?

– Удовольствие?

– Не только. Человек хочет получить от кино весь спектр чувств, а также знаний. Все то, что мы получаем от искусства. Я снимал много фильмов на этнографическую тему, и у меня есть желание включить татарскую национальную традицию в свой будущий игровой фильм. Пока не буду говорить в какой. Надеюсь, что он выйдет примерно через год, хотя кино – штука очень непредсказуемая.

«Нельзя экранизировать в лоб»

– Кого из аксакалов национальной литературы можно, на ваш взгляд, экранизировать?

– У «Татаркино» есть проект, который направлен на экранизацию татарской классики. Уже экранизированы рассказы Амирхана Еники («823-й километр»), повесть «Мы – дети 41-го года» Мухаммета Магдеева. Процессы идут, но на экранизации выделяют очень маленькие бюджеты – в районе четырех миллионов рублей. Это не бюджет большого кино.

Если мы хотим экранизировать татарскую классику, к этому процессу нужно подходить по-современному. Должен быть современный сценарий. Нельзя экранизировать в лоб, надо учитывать, что с момента написания книги прошло много лет. Зрительские запросы изменились, зритель избалован обилием фильмов и сериалов, и он все время ждет драматизма, интересных сценарных ходов. Нельзя экранизировать с опорой на старые методы. Татарская классика должна быть адаптирована под современность, и фильмы должны сниматься по мотивам произведений.

– Можно ли сказать, что на фестивале мусульманского кино застой и он не приносит ничего нового?

– Нет. Фестиваль изначально ориентирован на мусульманский мир, но там может принять участие кто угодно. На нем можно посмотреть кино, которое мы вряд ли увидели бы где-то еще. Я участвовал в фестивале в качестве члена отборочной комиссии и жюри. Кино, которое показывается там, – это авторские работы, большинство зрителей их не воспримет. Но есть большое количество людей, которые любят авторское кино. Мне вот нравится иранский кинематограф, с удовольствием его смотрю. Совершенно необычное кино, хотя не все фильмы, конечно.

– Какой фестивальный фильм запомнился вам больше всего?

– Несколько лет назад, когда я был в жюри, очень ратовал за египетский фильм «Женский день». Представьте себе Египет, где женщины не уравнены в правах с мужчинами. В одном из городских районов строят бассейн, но женщинам купаться там нельзя. В нашем представлении это странно, но там это проблема. Женщины начинают добиваться, чтобы им тоже разрешили купаться, установив для них женский день. В итоге они добиваются своего, и женщин в фильме показывают в купальниках. Для арабской страны показать женщину в купальнике – это большой прорыв. Снимала фильм женщина, и она своего рода революционер в египетском кино.

Ясно, что такие фильмы мы больше нигде не посмотрим. Даже если вы захотите увидеть подобное кино, будет непонятно, что смотреть и где искать. А на казанском фестивале подобные картины можно спокойно увидеть. И не стоит забывать, что фестиваль – это площадка с хорошей киношной атмосферой, где люди встречаются, общаются, пьют кофе.

– Может ли конкурс «Миллиард.татар» «Мы из Тартарии» стать такой же душевной площадкой, но уже для начинающих писателей?

– Скажу вам по секрету: писатели – это люди, которые любят получать призы. Хотя они говорят, что это не главное. Приятно получить приз, быть замеченным, это всегда хорошо и мотивирует. То, что конкурс популяризирует татарскую и тюркскую тематику, – это очень интересно. Мне это интересно не только как писателю, но и как режиссеру. Рассказы, которые отправляются на конкурс, могут стать интересными сценариями. Хороший сценарий – большая редкость, люди годами его ищут и не всегда находят.

Владислав Безменов, «Миллиард.татар»