Рустем Абязов: «Нужно, чтобы в татарской музыке появилась величина, гений»

«Заграничных поездок сейчас нет вообще»

– Хотелось бы спросить вас об итогах 33-го сезона оркестра La Primavera. Что было значимо для вас как руководителя, для оркестра в целом?

– Уже третий сезон подряд самое ключевое событие для нас – республиканская программа для юных музыкантов «Звезды из Завтра». Неделю назад мы вернулись из поездки по Татарстану, в которой провели шесть гала-концертов в крупных городах. А сейчас мы готовимся к финальному концерту этого проекта. Он состоится 11 мая. «Звезды из Завтра» – это очень серьезная программа, которая длится с сентября по май. Наверное, это и есть самое значимое событие. Со всех точек зрения – и масштаба, и эмоционального насыщения, которое получаем и мы, исполнители, создатели этого проекта, и ребята, юные музыканты, которые участвуют в концертах в качестве солистов, выступая с профессиональным камерным оркестром.

В этом году состоялся очень интересный 10-й уже фестиваль L'arte del arco. За время его существования в Казань приехало очень большое количество топ-солистов, работающих в сфере струнно-смычкового искусства. Собственно, основная наша идея – знакомить с такими солистами слушателей Казани, Набережных Челнов и Нижнекамска. Основная часть концертов проходит в Казани, есть два выездных в эти крупные города. За это время у нас побывали многие. Среди них – легенда ХХ века, индийский скрипач Субраманиам. Я вспоминаю, что в мою бытность студентом Московской консерватории вышли две пластинки Субраманиама на фирме «Мелодия». Мы бегали по Москве в поисках этих пластинок. А тут легенда, которую мы боготворили, приезжает ко мне на фестиваль. Я ему показал эти пластинки, он их подписал. Вообще оказался свой парень, хороший человек. И мы общались. Исполнителей такого уровня, таких людей, с которыми и пообщаться приятно, не только послушать их, было много.

Шломо Минц – израильский скрипач, на сегодняшний день это один из мэтров скрипичного искусства. Или совершенно фантастичный американец Жиль Апап. Потрясающий скрипач, неповторимый, ни на кого не похожий. Его очень многие знают, особенно в профессиональных кругах. Он частый гость крупнейших мировых фестивалей. Ему все очень понравилось на нашем фестивале, и я его спросил: «Жиль, приедешь к нам через год?» Он говорит: «Приеду». – «Ты понимаешь, что я не смогу тебе заплатить столько, сколько за этот фестиваль?» – «Ничего». Приехал, и мы сделали тур по Татарстану, он с удовольствием съездил в пять городов. Такие встречи для оркестра очень полезны. Да и те, кто приезжает, уезжают отсюда очень довольными.

Наши концерты и гастрольные поездки, к сожалению, в связи со сложившейся ситуацией, в том числе и с коронавирусом, не очень часты. В основном мы сейчас выступаем только в Татарстане. Каких-то выездов по России, заграничных поездок сейчас нет вообще. К сожалению, никуда не выедешь. Сначала коронавирус. Мы в июне должны были ехать на Мальту. Эта поездка была в 2020 году отложена в связи с пандемией. И когда уже вроде все утихомирилось с коронавирусом, возникли новые напасти, и мы опять в июне, естественно, никуда поехать не можем.

«Я пока никому не доверяю эту миссию»

– Вы упомянули финальный концерт 11 мая. Что увидят зрители?

– За время существования проекта «Звезды из Завтра» мы, как и многие оркестры, обратили внимание на учащихся средней специальной музыкальной школы при консерватории. Понятно, что для них выйти, сыграть с оркестром не то чтобы ничего не стоит. Это всегда требует серьезной подготовки, это дорогого стоит. Но все-таки для них это более привычно. Мы с удовольствием приглашали ребят, выступали с ними на концертах, публика нас прекрасно принимала. Потом мне вдруг подумалось, что дети, которые учатся в специальных учебных заведениях, имеют такую возможность, конечно, не так часто, как хотелось бы, но имеют. А как быть ребятам, которые учатся в обычных музыкальных школах-семилетках? Они такой возможности лишены напрочь. Возникла идея попробовать то же самое сделать с ребятами из ДМШ. И с 2015 года в Казани ежегодно в январе проходит большой концерт: ребята – учащиеся ДМШ выступают с нашим оркестром в качестве солистов. Эти концерты превратились в настоящие музыкальные праздники. В первый год, когда я обратился к директорам школ, заявки подавались с некоторым недоверием. На следующий год меня уже просто спрашивали: «Когда начнется подача заявок? Когда будет прослушивание?» Я же не могу взять всех, кто хочет. Мы собираем заявки, в ноябре я прослушиваю всех, отбираю из них примерно 25 номеров на концерт. Среди ребят и солисты-одиночки, и небольшие ансамблики, дуэты, трио, квартеты, хоры.

В каждом концерте у нас принимали участие около 150 человек. Все были очень довольны и счастливы. В том числе и педагоги, потому что это их стимулирует, мотивирует. А ребенка это стимулирует, потому что ему нужно много заниматься, чтобы получилось выйти перед оркестром и сыграть. Это очень непросто, особенно если у тебя нет никакого практического опыта работы в этом отношении. Три сезона назад возникла идея, почему бы не распространить этот проект на всю республику. С этим предложением я обратился в Министерство культуры республики и к Президенту Рустаму Нургалиевичу, и меня поддержали. Тем более это был год 100-летия Татарстана, это было как-то очень актуально. Как мы это сделали? Разделили весь Татарстан на 6 секторов вокруг шести крупных городов: Казани, Набережных Челнов, Нижнекамска, Альметьевска, Бугульмы и Буинска. То есть практически все муниципальные районы Татарстана получили возможность участвовать в этом проекте.

В каждом из этих городов есть наше уполномоченное музыкальное учебное заведение, там, где есть музыкальные колледжи, это колледжи, в других городах – музыкальные школы. Они занимаются сбором заявок и организацией прослушиваний, репетиций и концертов. В феврале я сам на своей машине еду по городам и прослушиваю все заявки. Я пока никому не доверяю эту миссию (улыбается). Все отслушаю и отбираю в каждом городе для концерта примерно по 25 номеров. Как правило, дети играют те произведения, которые не предусмотрены для исполнения с оркестром. Поэтому приходится делать большое количество оркестровок. А в апреле коллектив выезжает по республике, и в каждом из пяти городов (в Казани – в январе) мы даем гала-концерты с участием детей. 

Подобного, чтобы большой оркестр «с доставкой на дом» выступал с участием учащихся обычных музыкальных школ, нет нигде в мире. Это огромный стимул и для самой школы, и для педагогов, и для детей. Они начинают заниматься с блестящими глазами, готовиться к этим выступлениям. Это очень интересно и оркестру. Мы все время сталкиваемся с какими-то звездочками, где-то больше их, где-то меньше. Тем не менее всегда присутствует открытие имен. Лучшие из лучших номеров я отбираю на финальный концерт, который проходит в Казани и который в этом году состоится 11 мая.

Нынче мы решили провести его несколько необычно. В двух отделениях будут, как обычно, играть ребята из нашей программы. Но дополнительно мы решили провести третье отделение, на котором в какой-то мере в качестве образца, выступят звезды Фонда Спивакова. Из Москвы приедут четыре участника: флейтистка, пианистка, скрипач и вокалистка. Очень надеюсь, что ребята и педагоги смогут увидеть и услышать их, понять, к чему нужно стремиться, какой уровень мы хотели бы видеть, в том числе и на нашем проекте.

«Сложилась вопиюще несправедливая ситуация»

– С чем связано серьезное обновление состава оркестра в этом сезоне?

– К сожалению, должен сказать, что эта ротация происходит не только в нынешнем сезоне, а уже несколько последних лет. Это связано с тем, что в первую очередь зарплаты в нашем оркестре не достигают уровня зарплат республиканских коллективов.

– Можете назвать среднюю?

– По официальным данным, наша средняя зарплата 50 тысяч рублей. Есть люди, которые получают меньше. Зарплатная система не учитывает, к сожалению, иерархию в оркестре. Ведь помимо «тутти», как мы их называем, «простых смертных», есть заместители концертмейстеров, есть концертмейстеры групп, есть концертмейстер оркестра. Та система оплаты, которая на сегодняшний день существует в нашей стране, не только в Татарстане, никак ситуацию не решает. Решает, но неправильно. Во всех коллективах по всей России, в том числе в республиканских коллективах, этот вопрос решается посредством грантов. А поскольку мы – муниципалы, то нам эти гранты не светят. Почему город не может себе позволить, я не знаю. Я этот вопрос ставлю уже много, много лет. Безусловно, внешне я нахожу понимание у руководства Казани. Но ничего добиться ни письмами к ним, ни письмами к Президенту республики мне пока не удается. Сложилась, конечно, на мой взгляд, вопиюще несправедливая ситуация, когда общепризнанный, один из лучших камерных оркестров России, это без ложной скромности я говорю, это действительно так, это признают все профессионалы не только в Татарстане, но и в городах России, оказывается в роли второсортного оркестра.

Все республиканские коллективы имеют возможность получить грант, в том числе и на материальное стимулирование участников коллектива. А мы этого лишены и становимся неконкурентоспособными. Другое дело, что, несмотря ни на что, конкуренцию мы выдерживаем. Но не хотелось бы достигать всего любой ценой. Должна восторжествовать справедливость. Такой коллектив найти достаточно сложно не только в Татарстане, но и в России. В общем-то, мы отличаемся очень многими положительными чертами, которые всегда отмечают те, кто слушает нас из профессиональной среды. О нашем коллективе очень высокое мнение. Я не знаю, какие еще шаги я должен предпринять, чтобы это каким-то образом разрешилось.

«Я три раза создавал коллектив»

– Вы даже говорили, что готовы покинуть коллектив. На самом деле решили или вырвалось просто на эмоциях?

– Нет, это не эмоции. Тут два момента. Во-первых, я три раза создавал коллектив в своей жизни. Первый – когда я его собственно создал. Второй раз, когда уже через семь лет нашего существования просто в качестве энтузиастов нам дали, наконец, статус муниципального оркестра. Это, с одной стороны, здорово, но, с другой стороны, всех музыкантов поставили перед дилеммой. Они, естественно, не могли существовать без зарплаты. В La Primavera они играли для души. И, играя для души в La Primavera, достигли очень высоких результатов, потому что нас уже знали за границей, в России. Но они ведь все еще где-то работали. Кто-то в театре, кто-то в симфоническом оркестре. И перед ними встала задача: или они должны все бросить и перейти в La Primavera, или остаться у себя, там, где они уже работают. И вот тогда примерно половина состава ушла. А для камерного оркестра потеря даже одного человека очень болезненна. Создавать оркестр пришлось практически заново. Но я тогда еще был молодой энтузиаст, и мне удалось достаточно быстро преодолеть трудности. В третий раз это случилось, когда симфоническому оркестру дали грант, а нашему нет. В результате в течение двух лет примерно половина моих музыкантов перешла в симфонический оркестр или в оперный театр, который стал получать гранты и т.д. Мне опять пришлось, уже в третий раз, проходить ту же процедуру.

А сейчас я не просто так сказал о возможности своего ухода. У меня были заявления, в том числе от концертмейстеров групп, которые собираются переходить в другие коллективы. Не только в коллективы Казани, но и собираются уехать за пределы республики. Очень хороший скрипач перешел в симфонический оркестр Башкортостана. Концертмейстер группы уехал в Нижний Новгород. Возникла совершенно реальная ситуация, что создавать оркестр придется в уже четвертый раз. Это дело непростое. А зачем, собственно? Если никто это не может оценить по достоинству, зачем мне это нужно? Это первый момент. Второй момент, мне стыдно перед моими музыкантами, что я не могу добиться для них нормальной жизни, нормальной оплаты. Почему все могут? Они же не будут разбираться, что другие коллективы – республиканского подчинения, и поэтому им дают гранты, а мы муниципалы, и нам не дают. Им плевать на это. Они выполняют работу лучше многих, но при этом получают меньше других.

– Сколько человек сегодня в коллективе?

– Если музыкантов, то 22. Есть еще администраторы. В целом у нас 35 единиц.

– А вакансии?

– Вакансий нет.

– То есть, несмотря на зарплату, о которой вы говорите, что она ниже, чем в других коллективах, вы укомплектованы?

– Мы укомплектованы. Авторитет коллектива достаточно высок, и люди, даже зная, что они будут получать меньше, идут к нам. Другое дело, что если кому-то из моих музыкантов предложат в другом месте значительно больше, он уже будет думать. И я его понимаю. Я не могу обвинять его в предательстве. Нет. Человек ищет там, где лучше. И это нормально. И мне хотелось бы, чтобы, работая в моем оркестре, не нужно было бы искать, где лучше. Пусть это будет не хуже, чем где-либо. А мы этого заслуживаем однозначно.

«Оркестру нужно создавать соответствующие условия»

– Хотя нельзя сказать, что вас не поддерживают. Мы же знаем, что вы помещение, наконец, получили.

– Сказать, что нас не поддерживают, мы, конечно, не можем.

– Недостаточно?

– Нет. Беспокоит только один вопрос – заработная плата. Он главный в решении кадровых вопросов. А с другой стороны, у меня была практически кризисная ситуация, связанная тоже с тем, что наши зарплаты уже совсем не годились по сравнению с симфоническим оркестром. И я добился встречи с Президентом РТ Рустамом Миннихановым. Спасибо ему большое за то, что принял. Это была судьбоносная встреча в 2012 году, когда очень многие вопросы были решены. Во-первых, по его поручению мы стали автономным учреждением культуры. Нам выделили помещение. Потом город нашел возможность его отремонтировать, купить оборудование, пошить костюмы. Все эти преференции мы получили к своему 25-летию в 2014 году. Это очень здорово, потому что у нас появилась репетиционная база. В этом смысле нас все очень устраивает, и мы благодарны.

И все это благодаря встрече с Рустамом Нургалиевичем. Тут я бы отметил два момента. Камерный оркестр вызывает у людей чувство чего-то, может быть, не первосортного. Потому что, когда я сказал: «Рустам Нургалиевич, спасибо!» (он нам на 50% повысил фонд оплаты) и продолжил: «Представляете, все равно, если сравнивать с симфоническим оркестром, ну очень большая разница». А он чуть не с придыханием говорит: «Ну это ведь симфонический…» Еще один момент, говорю я, гранты бы нам получить. Перевели бы нас под республиканскую юрисдикцию. Он говорит, нет, у столицы должен быть оркестр такого уровня. С одной стороны, да, наверное, но тогда нужно этому оркестру такого уровня создавать соответствующие условия.

«По Татарстану все получается на высоком уровне»

– Расскажите о гастролях в Татарстане. Какие в этом году были наиболее важными для вас?

– Помимо «Звезд из Завтра», о которых я уже рассказал, еще в октябре у нас состоялся большой концертный тур по Татарстану. Дело в том, что 2021-й год был в основном посвящен 80-летию создания первого национального балета «Шурале» композитора Фарида Яруллина. Мы выиграли грант «Татнефти», благодаря которому записали Большую сюиту из балета «Шурале», которую я создал в свое время для большого симфонического оркестра. К 2021 году я оркестровал эту сюиту для состава своего оркестра. Мы это записали, выпустили в качестве красиво оформленной флеш-карты. Решили показать эту Большую сюиту по Татарстану. Концерты прошли в шести городах.

Тогда только входили в силу «Пушкинские карты». И мы решили, что если мы приезжаем в город, то днем можем дать концерт для держателей «Пушкинской карты» с программой под названием «Мелодии из мобильника». А вечером дать уже концерт билетный, на который, кстати, тоже можно было купить билет по «Пушкинской карте». Первое отделение было посвящено Большой сюите «Шурале», во втором отделении мы играли киномузыку из программы «Наша музыка из «не нашего» кино». Тур был очень солидный, играли в хороших залах, мой менеджмент сработал замечательно. По Татарстану у нас сейчас все получается на высоком уровне.

«В течение недели мы сделали “импортозамещение”»

– А можно про следующий сезон уже что-то сказать? Что планируете на будущий год?

– Ключевая идея у нас есть. Первую половину нынешнего сезона мы посвятили молодым, но хорошо известным на сегодняшний день пианистам, которые приехали к нам благодаря Европейскому Фонду поддержки культуры. А следующий сезон мы хотим посвятить, и это, кстати, большая редкость, солистам-духовикам. В декабре состоится очередной Абязов-фестиваль. Я его провожу раз в два года. И в этом году тема достаточно интересная – классика и неоклассика. Будет своеобразный баттл между классическими произведениями и созданными по их типу произведениями нынешними. Приедут очень интересные коллективы, хор из Москвы, интереснейший московский композитор.  

Много интересных задумок. Я думаю, что Абязов-фестиваль, призванный показывать объединение различных музыкальных течений, различной музыки, будет полностью отвечать своей концепции. В марте состоится очередной L'arte del arco.

Как-то так получается, что последние несколько этих фестивалей проходят в экстремальных условиях. В 2020 году мы провели концерт-открытие и сразу объявили локдаун. Из Германии прилетела скрипачка, еще откуда-то, и они были вынуждены несолоно хлебавши улететь обратно. Ладно, еще успели улететь. Буквально через день-другой закрыли все, они могли здесь застрять как минимум на полгода. На следующий год иностранцев практически было невозможно сюда пригласить из-за тех же ограничений. Нам все-таки мексиканца-скрипача одного удалось протащить через это сито. В этом году практически все участники, кроме московского оркестра Pratum integrum (это отдельный разговор, это просто фейерверк), должны были быть иностранцами. И мы за две недели узнаем, что они не приедут. В течение недели мы сделали «импортозамещение», причем такого уровня, что когда мы провезли программу по городам Татарстана, нам сказали: «В следующий раз привозите нам только наших, наши играют гораздо лучше».

«Это никак не связано с культурой»

– Как обстоит дело с музыкальными инструментами, их доступностью? Сейчас ведь еще и санкции действуют. Что они означают для оркестра?

– Начну с другого, что означают с точки зрения культуры все запреты на русскую музыку, на выступления русских артистов. Мы, конечно, принимаем какие-то ответные меры, но у нас это все-таки достаточно свободно. У западного артиста есть возможность к нам приехать. Например, у нас на последнем фестивале даже после всех этих событий выступала японка. Вроде недружественная страна, но никто ее приезду не воспротивился.  И нормально.

Эта ситуация с санкциями меня просто удручает, я вообще не понимаю, как культурные люди, если они себя считают культурными, вообще на этот шаг могут идти. Это никак не связано с культурой. И уж никак ни на что не может повлиять, кроме как в худшую сторону.

Мы в оркестре сделали обратный шаг. У нас 1 апреля всегда проходил День Дурака. Очень любимый всеми капустник, который все наши слушатели ждут целый год. Но в этом году мы решили его не проводить. Не до смеха. Я просто подумал, а чем заменить? И заменил программой «Неизведанная Европа в барочном звучании». Сейчас нужно пытаться мягкой силой воздействовать на все и привести дело к какому-то умиротворению. Знаете, что меня поразило? Я думал, что билеты все сдадут, потому что День Дурака отменили, но людей пришло больше, чем бывало раньше. На барочную музыку. Это показательно.

Что касается материальной стороны, то наш оркестр играет на старинных инструментах. Президент РТ выделил нам деньги на покупку полного комплекта инструментов для оркестра. Я связался с живущим во Франции очень известным музыкальным мастером, который помог на эти средства приобрести нам то, что нужно. Я ему прямо поставил такую задачу, что мы хотим инструменты примерно одной школы, чтобы они одинаково тембрально звучали. В результате были закуплены скрипки, альты, виолончели, контрабасы работы французских мастеров в основном 19-го века. С этой точки зрения мы обеспечены и не очень страдаем. Сейчас стоит вопрос струн, канифоли, расходного материала.

– В России этого нет?

– Нет, не умеют делать. Они, может, и производятся, но это невозможно использовать в профессиональной музыке. Канифоль еще можно в детской музыкальной школе использовать, но для профессионалов она не годится. Струны тем более.

– Какие-то другие варианты находите?

– Мы пока купили, чуть-чуть заранее оплатили и получили. Но, конечно, резко все подорожало. В этом году мы как-то решили вопрос, но хотя бы раз в год я должен предоставить возможность музыкантам поменять расходные материалы за счет оркестра. Они меняют чаще, это понятно.  Если правильно подходить, то струны нужно менять ежемесячно. Сейчас этого никто не делает. Как все будет на будущий год, я с трудом представляю. Вот, приезжал Pratum integrum, который я упоминал. У них еще большая проблема. Они играют на исторических инструментах, на жильных струнах. В России нет жильных струн, которые делаются из настоящих жил животных. Они не металлические. У нас сейчас используются нейлоновые струны, обернутые металлической проволокой, или просто нейлоновые, синтетические. А настоящие жильные струны максимально приближают нас к той эпохе, когда была написана эта музыка. Конечно, опять кто-то куда-то выедет за границу, привезет. Только так. А централизованно закупить сейчас уже невозможно.

«Все в мире относительно»

– Как вы в целом оцениваете уровень профессиональной подготовки наших музыкантов на сегодняшний день? Те учебные заведения, которые сегодня готовят музыкантов, насколько они удовлетворяют вашим потребностям?

– Все в мире относительно. Все зависит от того, с чем сравнивать. Исходя из того, что в моем оркестре играет подавляющее большинство выпускников Казанской консерватории, то получается, что меня это устраивает. И то, что для всех музыкальных коллективов, работающих в Казани и в Татарстане, есть такая мощная подпитывающая база, как консерватория, это очень здорово. Потому что я знаю крупные города, где есть оркестры, но нет высших учебных заведений. И у них очень серьезные проблемы с кадрами. Они должны думать, откуда приглашать, а приглашение любого - это квартиры, то есть возникает масса проблем, которые сложно решить. Мы же имеем и консерваторию, и училище, и среднюю специальную музыкальную школу. Конечно, уровень образования в Казани высокий, спору нет. Другое дело, если сравнить его с Московской консерваторией, то, наверное, уровень пониже. Все познается в сравнении.

– Вы продолжаете преподавательскую работу?

- Я ее возобновил в этом году, потому что при прежнем ректоре я не имел доступа в консерваторию, а нынешний ректор пригласил меня на должность доцента. В этом году мне дали только аспирантов, и все они не наши, не из республики.

– Хотелось поговорить о вашем сотрудничестве с Фондом Спивакова.

– С руководством этого фонда у нас очень тесная дружба. Мы приглашаем их звездочек на концерты. Они, в свою очередь, принимают от нас рекомендации на наших «Звезд из Завтра», для участия в их фестивалях. Это очень здорово, когда по нашей рекомендации ребята, которые участвовали в фестивале «Звезды из Завтра», могут поучаствовать в фестивалях Фонда Спивакова. Если они там здорово выступят, на них обратят внимание, они могут стать стипендиатами этого фонда. Перспективы открываются интересные. Пока так.  Я думаю, все будет расширяться.

«Затащить слушателя на концерт татарской музыки довольно сложно»

– На ваш взгляд, что сейчас происходит в татарской национальной музыке? Каково ее будущее? Есть у нас прогресс или мы стоим на месте? Если мы говорим о серьезной классической музыке – где мы находимся сейчас? Насколько она увлекает слушателей здесь и за рубежом?

– Это главный вопрос. Конечно, наша композиторская школа существует и развивается.  И дай ей бог развиваться как можно дольше и как можно быстрее, интенсивнее. Мы пропагандируем татарскую национальную музыку, стараемся ее играть, выискивая самые разные поводы. Это может быть какой-то фестиваль, это может быть специальная программа, посвященная какому-то автору. Мы выпустили два сборника антологии произведений композиторов Татарстана для камерного оркестра. Первый сборник состоит из трех дисков, второй – из двух. Мы даже провели силами оркестра открытый всероссийский конкурс на лучшее сочинение, другими словами, конкурс композиторов. И слово «открытый» дало возможность участвовать не только россиянам. Для меня было приятной неожиданностью, что мы получили из восьми стран семьдесят шесть заявок на участие. При поддержке «Татнефти» мы провели этот конкурс, на котором были, естественно, и композиторы из Татарстана. Некоторые из них получили какие-то дипломы, денежные награды. Мы со своей стороны стараемся делать все, что от нас зависит. И играем татарскую музыку. Музыка – это вещь необычная. Если художник написал картину, картину повесили, вот – произведение искусства висит. А композитор написал музыку, ноты лежат, это не есть произведение искусства. Произведением искусства оно становится только в тот момент, когда исполняется. А потом опять превращается в ворох нотной бумаги. Сказать, что очень легко затащить слушателя на концерт татарской музыки, будет, конечно, преувеличением. Это довольно сложно. Каким-то образом проблему нужно решать, но я пока не знаю, каким. Не знаю, что нужно сделать, чтобы на татарскую музыку публика шла с удовольствием и платила деньги. Что касается западных стран, то были времена, когда мы много «катались». Но продюсеры с большим трудом идут на то, чтобы включать в программу произведения татарской музыки.

– Может, надо перейти от Запада на Восток?

– Да, может быть. Но в свое время так сложилось, что было легче гастролировать на Западе, чем на Востоке. За рубежом очень по-разному реагируют на татарскую музыку. Чем севернее, тем реагируют не то, что хуже, но в Швеции, например, мне говорили: «Очень интересная музыка, но для наших ушей совсем непривычная». А чем южнее, например, в Тунисе - татарскую музыку приняли на ура.

– А какие произведения играли?

– Например, Фантазию на темы из балета «Шурале», мою Сюиту для скрипки с оркестром на темы татарских народных песен. Конечно, я с трудом себе представляю, чтобы за рубежом взяли бы в программу симфонию татарского композитора в нашем исполнении. Принимают то, что все-таки связано немного с народной музыкой, или с каким-то нашим ранним классиком. Первый национальный балет – это все-таки привлекает. Поэтому сложности есть. Исходя из этого, я делаю вывод, и, наверное, с этим выводом согласятся многие, если не все: на сегодняшний день татарская музыка все-таки не заняла свою нишу в общей музыкальной культуре. На сегодня это пока местечковое явление.

– А потенциал имеется?

– Потенциал имеется у любой музыки. Незадолго до появления Шопена никто не знал и не говорил о польской музыке. В Польше были прекрасные музыканты, композиторы. Но появился Шопен, и оказалось, что польская музыка достойная, она попала в эту когорту общечеловеческих ценностей. Точно так же до появления Грига мало кто знал норвежскую музыку. А если бы он не появился, то, может быть, до сих пор бы не знали… Тоже был местечковый уровень.

Нужно, чтобы в татарской музыке появилась величина, гений, который бы поднял ее на общечеловеческий уровень.

– Надеемся, что появится.

– Ради этого и живем. Это очень зависит от интенсивности развития музыкальной школы. Чем выше средний уровень, тем больше шансов для появления такого гения.