Режиссер Ренат Аюпов: «Успокоишься – творческого роста не будет»

Ренат Мирзахасанович, мы встречаемся с вами за месяц до вручения премии Тукая. Как правило, в мире татарского искусства в апреле наблюдается некоторое оживление и интрига. В свое время вы тоже выдвигались на эту награду. Как вы в целом относитесь к премии Тукая?

Считаю ее очень престижной для творцов. Я действительно пробовал предложить свою кандидатуру. Даже если человек не получает эту премию, выдвигаться на нее тоже в некотором смысле испытание, связанное с более пристрастным взглядом на свое творчество, оценкой его.

Что касается лично меня, то думаю, что эта премия еще появится на горизонте. Нужная и важная премия. Сейчас и сумма достаточно солидная (в 2023 году размер премии им. Г. Тукая был увеличен до 1 млн рублей, – прим. ред.). Очень много тех, кто достоин этой награды.

Не захотелось еще раз попытать счастья?

Решил, что пока достаточно. В следующем году тоже не намерен выдвигаться. Это не является моей главной целью. Если в нашем театре выйдет хороший спектакль, который станет событием, я считаю это более веской причиной для радости.

Есть ощущение, что Тукай сопровождает вас на протяжении всей вашей жизни. Когда вы работали актером в театре Камала, то в мюзикле «Казан егетләре» («Казанские парни») играли персонажа по имени Тукай.

Действительно так. Тогда у нас был выпуск в Щепкинском училище, группе молодых актеров нужны были спектакли. В этом плане одним из первых эту работу начал Дамир Сиражиев вместе с Шамилем Закировым. Он поставил спектакль «Җәһәннәм биюе» по пьесе польского драматурга Кшиштофа Хоинского «Ночная повесть». Я был в роли положительного героя Марека. Тема была актуальная – на улице 90-е, «казанский феномен». Дамир Сиражиев взял актуальное произведение драматурга и поставил спектакль для нас, молодых. Это была моя первая роль. Дальше уже пошли еще более интересные роли, в том числе Тукая в «Казанских парнях» Фарида Бикчантаева по пьесе Мансура Гилязова. Это молодой человек, который увлекается творчеством поэта и даже общаясь с девушками говорит строчками их стихов Тукая. Мы играли эту роль с Ильдусом Габдрахмановым в разных составах.

В моем творчестве Тукай действительно присутствует. В нашем театре мы поставили спектакль по его поэме «Печән базары, яхуд Яңа кисекбаш» («Сенной базар, или Новый Кисекбаш»), потом, спустя пять лет, выпустили спектакль «Зәйтүнәкәй» о возлюбленной Тукая Зайтуне по пьесе Рабита Батуллы. Также у нас на основе известного детского стихотворения Тукая появился спектакль-мистерия «Расскажи мне, бабочка». Таким образом, сложилась трилогия. В этом году спектаклю «Сенной базар» уже 27 лет. Мы с ним прощаемся, потому что он уже прожил свою жизнь. Три Тукая там сыграли, им уже по 50 лет. Ильфат Камалиев недавно отметил свой юбилей. Фанис Калимуллин – второй Тукай, ему осенью исполняется 50 лет.

Я собираюсь вернуться к Тукаю с молодыми артистами. Может быть, поставим другое произведение. Вообще Тукай – это неисчерпаемый источник для нас, татар. В нем всегда можно найти богатый материал. В литературе, искусстве он наша опора. Прошел один период, сейчас, я думаю, надо сделать «перезагрузку» и поднять на сцену другие, новые произведения Тукая.

«Сенной базар» в последние годы играли только в апреле.

Да, это так, а в этом году уже прощаемся с ним навсегда. Такая традиция есть во многих театрах. «Сенной базар» в свое время был неким новшеством. Там и детство Апуша, и его скитания по приемным семьям, жизнь в Казани, других городах и селах, а потом его возвращение в Казань. Это было панорамное произведение. На сцене жили три Тукая – Апуш, его больная душа и поэт. В то время это было что-то новое. Очень популярное сейчас у молодого поколения «клиповое мышление» я ввел еще 20 лет назад. Но у всего есть начало и конец.

Будет ли трилогия по произведениям Гаяза Исхаки?

Не планируете по аналогии с Тукаем сделать такую же трилогию по Гаязу Исхаки? Я знаю, что такая идея у вас есть. В Мензелинском театре вы поставили спектакль по его повести «Сөннәтче бабай», к этому же произведению обратились позже и в Казани. Трилогия по Исхаки еще не сложилась, но, возможно, мы увидим ее в будущем?

Трилогии пока нет, но ее идея воплотилась в жизнь в рамках одной постановки. Спектакль «Сөннәтче бабай» охватывает сразу четыре произведения писателя – «Кәләпүшче кыз», «Остазбикә», «Ул әле өйләнмәгән иде», а также в него вошли цитаты из знаменитого произведения «200 елдан соң инкыйраз».

Почему мы выбрали такое решение, увеличили масштаб произведения? Чтобы дать простор сильному актеру – Азгару Шакирову. У нас в этом спектакле задействованы два состава – главную роль старика Курбангали играют Азгар абый и артист нашего театра Ильфат Камалиев. Невероятный темперамент Азгара абый, его богатый внутренний мир, бесконечная любовь к своей нации не могли уместиться в один небольшой рассказ. Поэтому получился панорамный, большой спектакль.

Конечно, есть желание продолжить работу по произведениям Исхаки, сделать трилогию. Я всегда говорю – даже небольшие его рассказы могут стать целым спектаклем или фильмом.

Чем вам близок этот автор?

Его произведения, написанные 100 лет назад, невероятно свежие и актуальные для нашего современного мира. Первым спектаклем, который я поставил по его произведению, был спектакль «Кәләпүшче кыз», именно через него я хотел открыть Исхаки театральному зрителю. В маленьком рассказе – большая тема семьи, актуальная во все времена.

Я считаю, что главная героиня, молодая девушка Камар, оказалась на обочине жизни в немалой степени из-за матери, потому что та не смогла уберечь свою дочь. Мать увлечена своим молодым мужем, забывает о дочери, и девушка остается на улице. Трагедия героини начинается с этого. Пережив множество драматических событий, она уходит из жизни. В вопросе семейных ценностей, их сохранения тема произведения очень актуальна. Я это почувствовал и захотел поставить его без промедления.

В то же время в спектакле Камаловского театра «Курчак туе» (авторы инсценировки М. Гилязов, Р. Хамид, – прим. ред.), кажется, были сделаны другие акценты.

Фарид Бикчантаев сделал панорамный спектакль, где еще шире раскрыл трагедию молодой девушки. Я увидел в этой версии продолжение своей постановки. В варианте, который я поставил на сцене Челнинского театра, я искал ответы на вопросы – отчего распадаются семьи, кто за это в ответе?

Здесь нельзя не отметить его созвучность со своим временем. После 90-х годов отношение к институту семьи изменилось.

Если в произведении есть тема, которая может заинтересовать коллектив или режиссера, линия, из-за которой переживаешь потрясение, то это произведение соответствует требованиям времени.

«Челнинский театр стал трамплином»

После Камаловского театра вы всего год проработали режиссером в татарском тюзе и неожиданно уехали в Набережные Челны. Как так получилось?

В Камаловском театре, помимо участия в спектаклях в качестве актера, я ставил спектакли. Но для того, чтобы получить более глубокий, емкий режиссерский опыт, мне нужна была небольшая, незнакомая мне труппа. Ильдус Тарханов, тогда министр культуры, предложил место режиссера в Челнинском театре. Для меня это был интересный вариант. Как режиссер, в Челнах я был свободен в выборе произведений, а также имел возможность приглашать артистов, с которыми хотел работать. Я привез из Казани молодых артистов, и мы около семи лет вместе творили. Челнинский театр стал для меня трамплином для творчества. Челны в целом молодежный, прогрессивный город. Челнинский зритель благодушно принял и классику, и наряду с ней экспериментальные вещи, и обычные мелодрамы.

Таким образом, в отличие от обычной схемы, когда режиссер растет из периферии до столичных театров, у меня получилось наоборот – после учебы в Москве работал в академическом театре, был артистом, ставил спектакли, после этого уехал в Челны, а затем вернулся в Казань. Большую роль сыграло благословение Марселя Салимжанова, который сказал: «Ренат, у каждого должна быть маленькая лодка, которая потом должна стать большим кораблем». Он сказал мне это перед тем, как я уехал в Челны. Я спросил – а если у меня не получится? Марсель Хакимович сказал: «Вернешься обратно». Я взял гарантию, что в случае чего вернусь в Камаловский театр, но возвращаться, наверное, было бы не по-мужски.

Сегодня обычно на периферию отправляют тех, кто в чем-то провинился...

У меня другой случай. Марсель абый, скорее всего, видел для меня перспективу поработать в другом городе и набраться опыта. Конечно, я мог бы вернуться в Камаловский театр, но моя любовь к ТЮЗу – Кариевскому театру была слишком сильной.

Вы работали с Фаридом Бикчантаевым в спектакле «Казанские парни» как актер. Теперь вы тоже режиссер. Это как-то отразилось на ваших отношениях?

Я считаю, что мы с Фаридом Рафкатовичем друзья по творчеству. Как актера он меня поддерживал, хотел, чтобы я раскрылся. Как режиссер, я был на своей волне, Фарид Рафкатович не мешал. Мы оба были учениками Марселя Хакимовича, и крылья у нас были одинаковые. Фарид Рафкатович выпускник ГИТИСа, и у него были профессия, знания, а я – артист, режиссерского опыта у меня было мало.

Поэтому в Камаловском театре я начинал с детского репертуара. На Малой сцене поставил «Былтыр кысты» («Зажал в прошлом году») Наки Исанбета, потом мы сделали спектакль «Кара пута серләре» («Тайны черного пояса») по мотивам японских сказок. Марсель абый дал возможность поставить спектакли для взрослой аудитории – это комедия «Һинд кызы» («Индианка») Гафура Каюмова, «Әлепле артистлары» («Артисты из Алепле») моего однокурсника Амануллы – Амира Камалиева и мелодрама «Ташлама мине» («Не бросай меня») Флорида Булякова.

Таким образом, навыки и опыт режиссера я получил в Камаловском театре. А испытание в автономном режиме прошел в Челнах и в Кариевском театре. Сейчас мы дружим и с Фаридом Рафкатовичем, и с Камаловским театром. Ходим на премьеры друг к другу.

Нет обиды на Марселя Хакимовича? Все-таки он оставил у себя Бикчантаева.

Нет, все делалось с благословения Марселя абый. Он смотрел, следил за моими работами. Он меня вдохновил, дал трамплин моему творчеству. Это огромное счастье, что я встретил его на своем творческом пути.

Насколько я знаю, вы до сих пор на связи с его вдовой Гульнар ханум, она приходит на все ваши премьеры.

Это стало традицией. Она приходит, смотрит, высказывает свое мнение о спектакле. Я иногда мог пересмотреть, изменить какие-то небольшие эпизоды, следуя совету Гульнар ханум, потому что у нее особое понимание спектакля. Наша дружба продолжается.

«Я был «женат» на театре»

В Челнах вы работали в полноценном театре, у которого есть своя, пусть и небольшая, сцена, свое здание. И вы возвращаетесь в Казань, в практически бездомный молодежный театр.

Меня такие трудности не пугали. Театр в Челнах тоже располагался в неприспособленном для этого здании – это был просто актовый зал райкома. Один из углов мы перестроили как сцену. Это начинал Фаиль Ибрагимов. Мне тоже приходилось решать подобные задачи. Когда вернулся в Казань, в татарский ТЮЗ, своей сцены у театра не было. На улице Островского в бывшей конюшне был репетиционный зал.

Когда нам дали Алафузовский театр на улице Гладилова, я порадовался всей душой. Я увидел, что у театра большое будущее. Мы переехали с надеждой, что будем расти, развиваться. Это единственное в Татарстане здание, построенное для театра. Алафузов построил театр для своих рабочих, и там развивались культура, искусство. Была библиотека, проходили концерты, ярмарки, в театре был цех национального костюма. Главная фишка – в этом здании выступал Шаляпин, который высоко оценил акустику зала.

Но к моменту нашего переезда здание было очень ветхое, условия плохие. Гримерка у артистов в подвале, механизмы сцены, освещение, все оборудование было практически непригодном состоянии. Наш коллектив держался за счет любви к искусству. В такой сложный период родились прекрасные спектакли. В шекспировском «Короле Лире» главную роль сыграл Нури абый [Сафин]. Тогда же были поставлены «Алмачуар» по Галимджану Ибрагимову, «Умырзая» по Ренату Харису. Создавались многочисленные спектакли для детей и подростков.

У нас были проблемы с отоплением. Тепло мы получали от Гладиловской фабрики, которая сама испытывала финансовые трудности, поэтому энергию давала нам очень экономно. Однажды зимой на премьеру я пригласил Туфана абый [Миннуллина], Разиля Исмагиловича [Валеева]. Они смотрели спектакль в холодном зале, даже верхнюю одежду не снимали. И через неделю нам сделали передвижную кочегарку, в театре появилось тепло.

Но самый большой минус этого места – транспортная недоступность. Это не центр, добираться было очень неудобно. Зрителей становилось все меньше. Появилась пустота, театральное здание стало разрушаться, и нам, как временное пристанище, дали концертный зал театра кукол «Экият». Здесь мы поставили спектакль «Айрыз батыр», много произведений Ркаиля Зайдуллы для детей и молодежи. И после семи лет, проведенных под чужой крышей, нам дали отремонтированный кинотеатр «Победа». Мы чувствуем тепло этого места, и не только физически – нам радостно видеть улыбки и доброжелательность наших зрителей.

Но ведь это здание тоже нельзя назвать полноценным театром.

Конечно, какие-то вопросы есть. Например, у нас нет помещения для хранения декораций, костюмов. Сейчас в нашем репертуаре 37 спектаклей, и мы вынуждены арендовать место под хранилище. Акустика в зале очень плохая. Надо было оборудовать по-другому, но нам срочно нужен был дом, поэтому мы торопились. Потом уже стали выявляться некоторые минусы здания кинотеатра.

У нас богатый репертуар, 90 процентов его построено на татарской драматургии, есть русская, европейская драматургия, современная – их примерно 10-15 процентов. Сформировалась хорошая труппа. Очень радует заботливое отношение Раиса Татарстана к нашему театру. У нас в республике более 13 только государственных театров.

Какие периоды вашей творческой биографии вам наиболее близки?

Для меня интересен каждый этап, но в Челнах работать было особенно интересно. Я там нашел свою будущую жену Гульшат. В Казань вернулся не просто опытным режиссером, но и женатым человеком.

Но женились вы все-таки довольно поздно. Почему?

Я был «женат» на театре. Он поглотил меня с головой. Поэтому личная жизнь оставалась на втором плане. Может быть, так и надо было. Гульшат работала в библиотеке. Я стал приглашать ее на спектакли. Наши встречи становились все чаще, и мы поженились.

Родители, родные торопили?

Я кормил их обещаниями, мол, потерпите еще годик, скоро все будет… Так прошло семь лет. Сейчас мы с женой воспитываем нашего сына Нурлана. На самом деле, артисты, коллектив – это тоже как мои родные дети. Их 36 человек, мы как большая семья.

Могут ли быть любимчики у режиссера

Вы считаете, что стали хорошим режиссером?

Это такая профессия, что постоянно надо расти, развиваться. Ты должен в каждом сезоне предложить зрителю что-то новое, поражающее его воображение. Но даже когда зритель доволен, это еще не значит, что ты стал хорошим режиссером, потому что это профессия, которая находится в процессе. Успокоишься – творческого роста не будет. В этой профессии каждый год надо доказывать свою состоятельность как творца.

Из Челнов вы привезли свою труппу. Можно ли сказать, что у вас, как режиссера, есть свои любимчики? Так и должно быть?

Для меня все актеры дороги, я ценю каждого. Театральное искусство – это, безусловно, работа ансамбля, коллектива. Я могу артистов различать только по уровню их опыта. Опыт разный. Например, Ильфат Камалиев, который вместе со мной приехал из Челнов – он рядом со мной закалялся в Челнинском театре. Ильнар и Лилия Низамиевы вместе со мной вернулись в Казань – у них тоже опыта больше, чем у других артистов. У нас все три поколения артистов. Наша труппа – как букет, в нем много разных цветов.

Некоторые артисты чаще появляются в ваших спектаклях, а некоторые остаются в стороне. Причина, получается, в уровне их опыта?

Опыт и то, как работает артист. Некоторые артисты немного ленивые. А я не люблю это качество. Если он не понимает образ, не хочет понять и у него нет вопросов, если на своих штампах тянет этот образ просто «стереотипно», то я считаю такого артиста ленивым. Такие действительно остаются в стороне. Есть артисты, которые упорно трудятся, а есть ленивые. Они одинаково способные, но характер тоже учитываешь.

Пытались перевоспитать «ленивых»?

Конечно. Я даю им неожиданные роли, не соответствующие их внутреннему состоянию образы, тем самым встряхиваю их.

Как вы считаете, благодаря какому спектаклю люди узнали вас как зрелого режиссера?

Считаю, что «Сенной базар» и есть такая постановка. Она стала весомым вкладом в мой режиссерский опыт. Не только для меня, а для всего коллектива это стало спектаклем, который заставил освоить новые формы.

Где вы берете вдохновение для творчества? Как приходят идеи для спектаклей?

Из чтения татарской литературы, прозы. Интересные темы надо искать постоянно. Сейчас подрос наш сын Нурлан, мы с ним обсуждаем, какая тема могла бы быть интересной, как сделать постановку. Теперь у меня есть свой маленький режиссер. Пока ставлю спектакль, у нас с ним творческий диалог. От начала до конца и сын, и жена участвуют в процессе. Посмотрев спектакль, они делают большое резюме. Особенно важна мне оценка сына.

Раньше вы много работали как приглашенный режиссер, ваши спектакли в различных театрах добились заметного успеха. Почему именно в постановках с другими коллективами ярче раскрывается талант режиссера?

Это верное наблюдение. Ты знаешь свой коллектив, поэтому пребываешь в некотором спокойствии. А на площадке других театров ты уже трудишься с двойной силой. Это и новизна в отношениях с коллективом, и ограниченность по времени. Мы, режиссеры, мобилизуем свою творческую силу и больше тратим своей энергии. Поэтому получаются интересные и оригинальные спектакли. Но для режиссеров это большой стресс. Потому что это испытание, ты не можешь дать какой-то плохой продукт.

С другой стороны, это отличная возможность для творца. Если бы от меня зависело, я бы отправлял главных режиссеров в другие города, даже в любительские театры, чтобы они набрались опыта, прошли закалку. Они видят, что можно создать что-то с нуля, в то же время разрушить то, что имеется. Я очень благодарен Челнинскому, Альметьевскому, Мензелинскому, Оренбургскому театрам. Меня до сих пор приглашают. Но, кажется, дома лучше, уютнее.

Последняя ваша работа как приглашенного режиссера была в 2022 году в Мензелинском театре – «Меңнәр, яки Гүзәл кыз Хәдичә» («Тысячи, или Прекрасная девушка Хадича»).

Сегодня я нацелен больше на то, чтобы собрать, сохранить уже сделанные работы. Сейчас также готовлюсь к своему юбилею.

Поставленные вами спектакли «Мухаджиры» в Мензелинском театре, «Оҗмах капкасы» («Врата рая») по Аязу Гилязову в Альметьевском театре получили высокую оценку. Как театры, находясь в стороне от столицы, берутся за такие спектакли?

Я считаю, что театры на периферии – это коллективы, еще не испорченные разными экспериментами, ненужными направлениями.

Но в последнее время и они довольно часто прибегают к экспериментам.

Такой вирус есть. К сожалению, он расшатал ориентиры некоторых театров. Театры вне столицы умеют сохранять направление, по которому они идут, потому что они отвечают за своего местного зрителя. Разные эксперименты, лаборатории могут оттолкнуть людей. Если режиссер знает потенциал театра, он может взяться за произведение, которое он хочет, и раскрыть любую тему.

В последнее время мы стали измерять степень верности режиссера национальным традициям, самобытности. Как вы считаете, существует такой показатель?

Конечно, он есть. Главный фактор, по которому стоит оценивать работу режиссера в татарском театре – это продвижение татарской прозы, драматургии. Если человек бережно относится к национальным традициям, обычаям, музыке, народному творчеству – мы считаем этого творца приверженцем национального, который чтит родную культуру. Я сам, за какое бы произведение не взялся, с помощью цитат даю понять, что я татарин.

Например, недавно я представил спектакль «Алые паруса» по классику русской литературы Александру Грину. Там в одном месте, когда Артур Грэй стоит растерянный, переживает драматический момент, он у меня поет татарскую песню: «Бардым күлгә, салдым кармак»... Надо же, а?! Зрители начинают искать, интересоваться – Грин действительно писал такую песню? Только потом понимают, что режиссер – татарин. Я это ввел специально, в русское классическое произведение вложил свои национальные коды.

Юбилей

Ренат Мирзахасанович, для своего юбилея вы готовите спектакль?

Большое везение для нашего театра – грант «Театр – детям» партии «Единая Россия», для нас это большая поддержка. Каждый год нам выделяется отдельное финансирование и появляется возможность ставить детям прекрасные спектакли. Оказывается значительная материальная поддержка приглашенным режиссерам, хореографам, художникам, авторам.

Год назад я загорелся идеей создать спектакль на основе древнего дастана «Шан кызы». Это произведение Шамсутдина Тарвила было написано в 822 году, оно даже древнее «Кыйссаи Йусуфа». Тема этого эпоса меня сильно заинтересовала, мы написали заявку на грант «Единой России» и выиграли его. Сейчас идет процесс подготовки к спектаклю. Ожидаем, что премьера состоится 30 апреля. Это еще один материал в мою юбилейную папку. Формат – интерактивный квест-спектакль для детей 7-12 лет. В этом спектакле играют не только актеры, но привлечены и сами дети. Три батыра отправляются в путь, чтобы найти свою любовь, им пытаются помешать различные злые силы. Вместе с героями в путь отправятся и дети, которые из зала присоединятся к артистам, вместе будут побеждать врагов и достигнут своей цели. Конечно, это еще первый опыт в таком формате, есть некоторая неуверенность. Это для нас тоже своего рода экзамен. Но такой формат хорош тем, что он развивает умственные, коммуникативные способности детей.

В июне хочу отметить свой юбилей. Недавно Ильфак Хафизов и Ренат Абянов дописали этнический мюзикл для детей «Тау битендә Сабантуй». Там и песни, и танцы, и игры, и наши самобытные обычаи – и все это в новом для нашей сцены жанре этнического мюзикла. Это станет большим подарком не только к моему юбилею, но и всем родителям.

Некоторые из ваших учеников тоже пробуют себя в режиссуре. Как по-вашему – справляются?

Эльдар Гатауллин создает спектакли для детей, молодежи. Я слежу за каждой его работой, замечаю успехи. Чтобы он узнал силу этой профессии, я даю ему возможности в каждом новом сезоне, потому что театру нужны и молодые артисты, и режиссеры. У театра должно быть сильное будущее. И молодых актеров, и молодых режиссеров я воспитываю через себя.

Если измерить по шкале верности национальному?

Это в них есть, хотя недостатки я тоже замечаю. С приглашенными режиссерами я тоже вынужден это обговорить. Это еще и мой долг. Еще до того, как приступить к спектаклю, я обсуждаю с приглашенным режиссером: узнаю, о чем будет спектакль, с какими артистами он будет работать, на что будет сделан акцент.

Егор Чернышов недавно поставил спектакль «Матурлык» по одноименному рассказу Амирхана Еники. Еще до начала репетиций я спросил, о чем будет спектакль. Он говорит – об одиночестве. Я почувствовал, что он еще не до конца уверен. И сказал ему: «Егор, мне кажется, это о потере красоты. Красоты не как таковой, как эталона красоты, а о потере полотна красоты человека: его доброты, жертвенности, соучастия к жертвам других людей. Это качество теряется, надо об этом говорить».

Спектакль получился по-своему интересным, но меня лично покоробило то, что на сцене мы не увидели нашу, татарскую бабушку, этот образ. Есть такие режиссеры, которые стараются вытянуть форму, смысл. Хоть это и режиссерский спектакль, только когда он раскрывает главную идею автора, содержание, посыл – проявляется настоящая сила режиссера.

Один из журналистов назвал вас режиссером счастливых финалов. Почему вы считаете, что истории должны заканчиваться хорошо?

Важно, какая мысль в этом заложена. Я это по-своему программирую. Даже в случае, когда ставлю драму, «Короля Лира», я ее окончил в романтическом духе. Старик Лир там исчезает. Когда на корабле не осталось никого, он садится в маленькую лодку и в одиночестве отправляется в вечность – я так показал его смерть. Чтобы история имела сильное воздействие, финал должен быть продуман интересно. Я очень люблю этот процесс. Конец истории у меня получает большую энергию. Он должен запечатлеться в душе зрителя, дать возможность искать ответы на вопросы.

Спасибо за беседу. Поздравляем с юбилеем!

Раиль Садретдинов, intertat.tatar; перевод с татарского