Ренат Харис: «Безумству храбрых песню не пою»

«Табеев спросил: “Ну как там загнивающая Европа? Татар за варваров, что ли, принимают?”»

– Ренат Магсумович, вы стали заместителем министра культуры при Фикряте Табееве. Пересекались с ним по работе? Что можете о нем вспомнить?

– Да, в 1973 году я начал работать в Министерстве культуры. Мне тогда было 32 года, и до этого я более двух лет проработал ответственным секретарем Союза писателей Татарстана.

С первым секретарем Татарского обкома партии, как правило, встречались тоже первые лица министерств и ведомств. По партийной линии я в непосредственном контакте работал с заведующим отделом культуры и реже с секретарем обкома по идеологии.

В эти годы наш Государственный ансамбль песни пляски начал выезжать даже в капиталистические страны. Конечно, не без помощи Табеева. Мне посчастливилось выехать с ансамблем в Италию и на Мальту. Нас там принимали коммунистические партии.

Когда мы вернулись, меня, как руководителя поездки, принял Фикрят Ахмеджанович. Беседа длилась около получаса. Я сильно волновался, но легко отвечал на его неожиданно простые вопросы. Он умел располагать собеседника. Ошарашив меня, он спросил: «Ну как там загнивающая Европа – татар за варваров, что ли, принимают?..»

Я вспомнил и рассказал о том, что на дверях одного спортзала, где мы выступали, висел большой самодельный плакат с изображением узкоглазого мордастого, усатого великана с кривой саблей в зубах и с надписью «тартар», то есть представитель преисподней. Но когда видели стройных, нарядных девушек-танцовщиц, слышали татарские мелодии, а в завершение выступления – «Фуникули-фуникуля» на итальянском языке, у них отвисали челюсти от удивления и восторга.

«Вот видишь, они сами варвары, потому что не знают историю», – сказал Табеев. Потом, не задавая вопросов, говорил об итальянской живописи, об операх Верди, о музеях… В завершение встал и сказал: «Они еще узнают нас! Вот достроим КамАЗ, будем ездить по их городам и петь “Сарман буйларында яшел алан”. Спасибо за информацию… На вас никакой рекламации нет».

Вот таким он мне запомнился.

«Усманов сказал, что партия такие решения с бухты-барахты не принимает. Его острые глаза были обжигающи»

– Из министерства вы ушли в 1982 году, в том же году Татарский обком возглавил Гумер Усманов. Эти события как-то связаны? И как стали завотделом идеологии обкома в 1989-м?

– Гумер Исмагилович в 1989 году стал секретарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству и уехал в Москву. С собой он забрал заведующего идеологическим отделом Олега Викторовича Морозова. Сейчас он депутат Госдумы, известный политик.

Накануне пленума, на котором должен был избраться новый первый секретарь Татарского обкома партии, меня пригласил Минтимер Шарипович Шаймиев и сказал, что на пленуме будет рассматриваться вопрос об избрании его первым секретарем. И что при положительном решении он будет рекомендовать меня на должность заведующего идеологическим отделом.

Я сильно испугался, так как никакого опыта работы в партийных органах у меня не было. Только работа в обкоме комсомола. Всю ночь сомневался и решил отказаться. Наутро пошел к Минтимеру Шариповичу, а там был и Усманов. Они выслушали мои сомнения, и Усманов сказал, что партия такие решения с бухты-барахты не принимает, что все обдумано, согласовано, что со мной сейчас разговаривает не просто Усманов, а секретарь Центрального комитета партии. Его острые глаза были обжигающи…

Минтимер Шарипович, как всегда тихо, но твердо и уверенно сказал: «Все! Будем работать. Это – мое предложение».

– А как вы познакомились с Шаймиевым?

– В министерстве я курировал профессиональное искусство: театры, филармонию, музыкальные и художественные учебные заведения, творческие союзы. Минтимер Шарипович в те годы был министром мелиорации и водного хозяйства. Он всегда или по телефону, или при встречах в Кремле интересовался премьерами спектаклей казанских театров. Они вместе с супругой Сакиной-ханум не пропускали ни одной серьезной премьеры Камаловского, Качаловского театров и театра оперы и балета имени Мусы Джалиля, а на следующий день Минтимер Шарипович делился со мной впечатлениями.

Шаймиев требовательный, даже взыскательный зритель. Помните стихотворение Державина, где он говорит, что дерзнул «истину царям с улыбкой говорить»? Так и Минтимер Шарипович свои иногда суровые мысли высказывал по-державински. Всегда было интересно беседовать с ним о татарской литературе и искусстве.

Недавно он мне позвонил и сказал, что еще раз прочитал мою книгу «Татар аты» и поделился воспоминаниями. Его отец был председателем колхоза имени поэта Нура Баяна, у него была лошадь, которую очень любили всей семьей. Мальчик Минтимер готовил эту лошадь к сабантуям. Минтимер Шарипович много знает о лошадях и увлеченно рассказывает. Была очень интересная беседа.

«“Жилет автономии” всегда стеснял»

– На должности замминистра культуры вы, может быть, острее, чем раньше, ощущали ущербность автономного статуса Татарстана и татарстанской культуры?

– Это не ущербное положение, а стесненное. Ведь до 1920 года татарский народ жил в разных губерниях России и вообще не имел никакой государственности. Автономия шире, чем область, но уже, чем союзная республика… Но у татарского народа очень сильна историческая память, в которой вечно живы и Казанское ханство, и Золотая Орда, и Булгарское царство. Поэтому жилет автономии его всегда стеснял. Голова, однажды носившая царскую корону, навсегда сохраняет ее след на своем лбу.

Но это не мешает татарскому народу жить в дружбе со своими историческими соседями, потому что в этой голове не застывший, а движущийся в русле времени живой ум. След короны явственно до сих пор виден даже на облике Казани – и посетившие ее гости из разных краев России и других государств отмечают ее государственную стать и столичность.

Но вот вам несколько примеров об «автономном жилете». Министерство культуры СССР каждый год проводило обязательных два совещания – репертуарное и гастрольное. Комиссия рассматривала репертуар каждого театра страны и делала свои выводы, давала рекомендации. Нормальным считался репертуар, где были сбалансированы драмы, комедии, трагедии, пьесы мировой классики, русской классики и национальных авторов. Это не было цензурой. Это была своеобразная забота о профессионализме театра и артистов. Так лучшие пьесы Шарифа Хусаинова, Туфана Миннуллина, Диаса Валеева, Аяза Гилязова проникали на сцены многих театров страны, а наши театры обогащались пьесами других народов. А от гастрольного совещания зависело материальное благополучие театра. Все крупные города доставались столичным театрам и театрам союзных республик, а театрам автономных республик, краев и областей – остатки.

Или другой пример: книги авторов союзных республик большими тиражами печатались в Москве, Ленинграде. Авторы получали приличные гонорары, обеспечивающие нормальную материальное благополучие и широкую известность. А писатели автономных республик этого не имели.

Еще один пример: выдающимся деятелям литературы и искусства автономных республик нужно было съесть пуд соли, чтобы удостоиться званий народного артиста СССР, народного художника СССР или Ленинской премии. Например, Государственную премию РФ (как Ленинская премия в СССР) авторский коллектив балета «Сказание о Йусуфе» получил через 49 лет после присуждения Ленинской премии Мусе Джалилю. У нас не было своей Академии наук, государственных символов и т.д.

«Очень хорошо посидели и поговорили на русско-азербайджанско-казахско-татарском языке»

– В 1975 году вышла в свет сенсационная, как сейчас сказали бы, книга Олжаса Сулейменова «Аз и Я». Какое впечатление она на вас произвела?

– «Аз и Я» произвела ошеломляющее впечатление тем, что она утверждала, что «Слово о полку Игореве» равно принадлежит как русскому народу, так и тюркоязычным народам СССР. Это было очень смело. Такое мог позволить себе только представитель союзной республики, а в автономной само руководство притормозило бы это. Разве мы забыли, что Казани не разрешили отметить свое 800-летие? А вот в 2005 году мы отметили уже ее тысячелетие!

Книга Олжаса Сулейменова, естественно, вызвала много шума: кто восторгался, кто опровергал, кто сомневался и в том и в другом. Но все запомнили тот факт, что в «Слове» действительно очень много тюркизмов, на которые школьные учебники нашего времени не обращали внимания и неверно толковали некоторые места этого великого произведения. Эта книга сделала имя Олжаса Сулейменова еще более популярным.

– Вы встречались с ним?

– Да. Впервые встретился еще в студенческие годы в писательском клубе имени Тукая на Баумана, 19. Он приехал в Казань в составе группы московских молодых поэтов. Густоволосый, смуглый великан в клетчатом пиджаке рубил голосом Маяковского: «Живите, люди! / Живите, люди. / Вы совершили свой первый подвиг!..» (из поэмы О. Сулейменова «Земля, поклонись человеку!», посвященной Юрию Гагарину, – прим. Т-и).

Потом неоднократно встречались в Москве. Последняя встреча была в Баку во время съезда писателей Азербайджана в июне 2014 года. Председатель Союза писателей Анар (Анар Расул оглы Рзаев), с которым я был хорошо знаком, даже посвящал стихи его знаменитому отцу, народному поэту Азербайджана Расулу Рзе, пригласил меня и Рафиса Курбана на обед в ресторан, сказав, что там будет и Олжас. Мы впятером (Анар был с женой) очень хорошо, как мне помнится – без рюмочек, посидели, поговорили на русско-азербайджанско-казахско-татарском языке.

В основном говорил Олжас Омарович. Он тогда был глубоко погружен в проблему происхождения письменности вообще, ее связи с жестом, мимикой, человеческим звуком. Было очень интересно. О сложнейших вещах он говорил уверенно, даже пафосно, иногда рисуя на бумажных салфетках кругляшки, полукруги, точки, черточки… И верилось, и не верилось… Его книга «Язык письма», в которой изложена теория Олжаса Сулейменова по этому вопросу, в моей личной библиотеке занимает почетное место.

А с Анаром Расуловичем мы встречались чаще – он бывал у меня дома.

«Мне поручили подготовку двух статей будущей Конституции Татарстана»

– Мы говорим незадолго до Дня Конституции Татарстана, принятой 32 года назад. Что вы думаете сейчас о том периоде конца 80-х – начала 90-х?

– 30 августа 1990 года была принята Декларация о государственном суверенитете Татарской Советской Социалистической Республики, и это воспринималось общественным сознанием Татарстана как реальный шаг к приобретению статуса союзного государства в составе СССР. Была создана Конституционная комиссия во главе с Минтимером Шариповичем Шаймиевым. Я тогда был депутатом, председателем Мандатной комиссии Верховного Совета ТССР. Меня включили в состав Конституционной комиссии, поручив подготовку двух статей будущего Основного закона – о государственных символах и столице республики.

В 1991 году распался Советский Союз, начались «горячие времена», в которых Татарстан мог потерять даже статус республики и стать областью, губернией. Татарстан первым в стране, на один год раньше даже самой России, принял самим выстраданную Конституцию, которая закрепила историческое право татарского народа иметь свою государственность. Это не было бы возможным, если бы люди разных национальностей и вероисповеданий не поддержали государственность Татарстана.

Да, были отдельные горячие головы, предлагавшие добавить 15% к зарплате всем, кто владеет двумя государственными языками – татарским и русским, зная, что только татары смогут пользоваться таким благом. Или был подготовлен законопроект о переходе татарской письменности с кириллицы на латиницу. Это грозило стать со временем огромным барьером между татарами Татарстана и большинством татар, проживающих в России или странах СНГ, ибо закон Татарстана не распространяется на них. Представьте себе, что было бы сейчас, будь такие шаги осуществлены.

Благодаря всесторонне обдуманным, спокойным, решительным, юридически обоснованным, политически и экономически подкрепленным шагам тогдашнего руководства республики мы сумели сохранить главное – единство и сплоченность многонационального, многоконфессионального народа Татарстана и статус республики. Татарстан шел, развивался на основе своей Конституции, которая выдержала испытания нашей непростой эпохи. Замечательная преемственность в руководстве республики и сегодня дает возможность Татарстану во главе с Раисом республики Рустамом Нургалиевичем Миннихановым и его командой покорять высоты во всех сферах народного хозяйства и международном пространстве.

Наша столица Казань стала высотой, с которой страна поверяет свои мысли всему миру. Универсиада-2013, «Игры будущего», недавно прошедший саммит БРИКС – подтверждение всему этому. Я, как представитель культуры и искусства, могу сказать и о том, что спектакли театра оперы и балета имени Мусы Джалиля «Шурале», «Джалиль», «Золотая Орда», «Сююмбике» записаны самым популярным европейским телевизионным каналом культуры MEZZO как высокохудожественные произведения мирового уровня и часто появляются на голубых экранах 52 стран. Все это благодаря трепетному отношению руководства республики, прежде всего Рустама Нургалиевича, к профессиональному искусству.

Я горжусь Татарстаном и Казанью, и эта гордость питала мои шестьдесят поэм, романы в стихах, оратории и кантаты, более сотни песен и романсов, пять опер и двух балетов, несколько драм и питает поныне. Культура мысли человека питает культуру страны, культуру народа.

«Казань очень похорошела, в ней ярко светится столичность»

– К слову о Казани. Генсек ООН Антонио Гутерриш, побывавший у нас недавно, сказал о Казанском Кремле: «Это как великолепное чудо света». В чем это чудо, как думаете?

– И до Гутерриша было немало знаменитых людей, восхитившихся Казанью. Императрица Екатерина Вторая, посетившая Казань в середине XVIII века, сказала, что этот город «всячески может слыть столицей большого царства», через сто лет парижанин Александр Дюма-старший писал, что Казань «являет собою зрелище самое фантастическое». Мне очень по душе стих Владимира Маяковского «Сказанием встает Казань…», в котором обозначено нескончаемое развитие нашей столицы.

Действительно, Казань очень похорошела, в ней ярко светится столичность. Сейчас наша столица такой город, чье имя, как писал Мустай Карим, можно писать и повторять как молитву.

Но никакая золотая тарелка с серебряными ложками не может скрасить обед, если еда в ней невкусная. Если бы саммит БРИКС не был организован и проведен, как говорится, без сучка и задоринки, с величайшим вниманием к каждому из участников этого всемирного события, то Генеральному секретарю ООН наш город показался бы в несколько другом свете. Видимо, и культура организации саммита, и его содержание не раздражали Гутерриша. И татарский медвяный золотистый чак-чак, возможно, тоже сыграл какую-то роль (улыбается).

– Как бывший член КПСС, что сейчас можете сказать о советском коммунистическом эксперименте? Что не позволило построить коммунизм в Советском Союзе?

– Я и сейчас приверженец коммунистических идеалов, которые мало чем отличаются от требований основных религиозных конфессий. В основе морального кодекса строителя коммунизма лежат выработанные всем человечеством нравственные ценности. Они актуальны были вчера, актуальны сегодня и будут актуальны и завтра. Коммунизм, где каждый трудится по необходимости и получает по потребности, это же, по сути, Рай или райский сад Эдем, где жили Адам и Ева до совершения «греха». Кстати, если бы не было этого «греха», сколько ребер понадобилось бы, чтобы создать все человечество?!

Мы слишком спешили попасть туда, совершили огромное количество грехов, наши непривычные рабочие руки, ноги отстали от наших же умных головушек… Рай впереди, но туда давайте не спешить. Здесь не хуже!

«Шаймиев сказал, что Президенту Татарстана не следует быть руководителем всех татар на свете»

– Правда ли, что вы автор идеи Всемирного конгресса татар?

– Эту историю хорошо знает академик Индус Ризакович Тагиров, который был первым председателем исполкома Всемирного конгресса татар и очень успешно проработал на этой должности целое десятилетие. Об этом можно прочитать в его книге «Воспоминания», которая вышла в 2021 году. Сведения об этом есть и в статье обо мне в «Татарской энциклопедии», а туда материалы попадают после серьезной экспертизы.

– Как это происходило?

– Ничего беспричинного на свете нет. Идея создания ВКТ возникла в очень напряженные времена: страна распалась, единый татарский народ оказался в разных государствах, кроме того, его начали разрушать изнутри, разделяя на мишар, типтяр, кряшен, булгар и т. д. Нужно было противостоять всему этому. Так возникла идея создания какой-то неполитической консолидирующей всех татар общественной организации. Она у меня возникла примерно так же, как возникали идеи моих поэм, пьес, либретто опер, балетов, ораторий и кантат.

Тогда я был главным редактором газеты «Татарстан хәбәрләре», редакция которой находилась в здании Дворца президента республики. Я собрался с мыслями, написал концепцию и пошел к Минтимеру Шариповичу. Идея оказалась востребованной – ее зерно попало в подготовленную почву. Президент одобрил идею, поручил руководителю аппарата Низамову Халяфу Мухаметовичу и мне проработать все с руководителем юридического отдела Сахиевой Раисой Абдулловной. Это было примерно в середине ноября 1991 года. Когда мы подготовили «дорожную карту», проект структуры будущего Конгресса, зашли к Минтимеру Шариповичу, он одобрил и определил срок проведения первого – учредительного – съезда: май-июнь 1992 года. И работа закипела.

Дней за десять до открытия учредительного съезда ВКТ я зашел к Минтимеру Шариповичу с предложением ему возглавить Конгресс. Он призадумался и сказал, что ответит завтра. Назавтра он сам пригласил нас и сказал, что президенту республики не следует быть руководителем всех татар на свете, ибо его полномочия и сила законов Татарстана не выходят за пределы республики. Поэтому нужно создать только исполком ВКТ и попросил завтра же зайти с предложением по кандидатуре председателя. Кандидатуру Индуса Ризаковича он принял безоговорочно.

Могу еще сказать о том, что все основные документы первых двух съездов Конгресса написал я, мне помогала Раиса Абдулловна Сахиева. Еще десять лет я активно участвовал в работе Конгресса.

«В сохранении родного языка важнее забота не о “языке парламента”, а о “языке кухни”»

– Что будет с татарами, когда и если они станут полностью городской нацией? В чем они скажут свое слово? И главное – как, то есть на каком языке?

– Та, патриархальная, деревня быстрыми темпами меняется. И сейчас татары, особенно в Татарстане, почти что городские: все деревни газифицированы, вода дома, во многих домах ванны, душ, туалет. Во многих деревнях дойных стад нет, молоко, масло, хлеб покупают в магазине. Во всех домах есть интернет, телевизоры, позволяющие смотреть спектакли, кинофильмы, спортивные состязания, слушать концерты со всех концов света, у каждого в кармане смартфоны.

Клубы, дома культуры в основном не работают, ибо нет такой необходимости. Да, нет в деревне трамвая, троллейбуса, метро, больниц, различных учреждений, где говорят в основном на русском языке. Поэтому деревенские татары говорят на родном языке чище, чем городские. Современная деревня уже не единая семья.

Скажу откровенно, процесс глобализации неостановим только официальными законами, необходимо твердое вмешательство неофициальных домашних, семейных законов. Я твердо убежден в том, что в сохранении родного языка важнее забота не о «языке парламента», а о «языке кухни». Ведь татарский язык в парламенте необходим только тогда, когда он будет необходим в повседневной нормальной жизни.

– Вы говорили: «В основе каждой нации, я считаю, лежит язык».

– Да, это так – в основе идентичности нации в первую очередь лежат язык и обычаи. Все остальные признаки общие для всего человечества.

– Но текущий основной язык у народа может быть и приобретенным, как, например, английский у ирландцев или в свое время немецкий у чехов. При этом национальное самосознание у них не угасает. Вопрос в связи с этим: могут ли русскоязычные татары оставаться татарами?

– Если его родители татары, то кем бы он себя ни считал, на каком бы языке ни изъяснялся, какую веру ни принял, природа его осталась изначальной, то есть этот человек перед Аллахом, Богом, Яхве остается тем, кем родился.

Среди татар есть писатели, пишущие на русском языке. Лет двадцать-тридцать тому назад была попытка их вычеркнуть из татарской литературы несмотря на то, что они себя считали татарскими писателями. Вот я, например, стихи, поэмы пишу только на татарском языке, а публицистику, литературную критику пишу и на русском. Получается: когда пишу стихи, я – татарин, а когда пишу статьи или вот вам даю интервью – русский, что ли?

Но есть одно обстоятельство – когда один из родителей другой национальности. В этом случае и Аллах, и Бог, и земные законы разрешают человеку выбрать национальность. Я знаю одну семью, где отец татарин, мать украинка, а трое детей записаны татарином, русским и украинцем. Вместо русского он мог себя записать, скажем, эфиопом или табасаранцем. А закон промолчал.

– Пик развития татарской культуры позади или впереди?

– Сегодня, сейчас! Если он в прошлом, то незачем сегодня тужиться – лежи себе и наслаждайся дармовыми плодами прошлого. Если пик впереди, то сегодня еще можно не торопиться, не рисковать – будущее непременно само собой настанет и расставит все по ранжиру… Опасно рассчитывать на это.

Как говорил наш замечательный земляк поэт Николай Заболоцкий: «Душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь!», на всю свою мощь, не низвергая высоты прошлого, не карабкаясь слепо к чужестранным «пикам», и, как говорил Олжас Сулейменов: «Возвысить степь, не унижая горы!»

«Рэп мне душу не греет, но удивляет»

– Что вы думаете о рэпе? Можно ли сказать, что поэзия живет сегодня и таким способом?

– Отношусь примерно как Маяковский: «Ведь, если звезды зажигают – значит – это кому-нибудь нужно?» Рэп – это же не новость. Это скороговорка, вышедшая на эстраду. Он существовал и существует в музыкальной культуре как речитатив.

Рэп мне душу не греет, но удивляет: как можно натренировать артикуляционный аппарат, чтобы безо всякой эмоции произнести длинный текст, заранее зная, что 99 процентов зала ничего не поймет?! Может, в будущем кто-то гениальный сможет пристроить рэп более удачно. К счастью, мода имеет свойство проходить!

– Как сохранять ясность ума в 80-летнем возрасте? Вы говорили, что у вас хорошая генетика, но может быть, что-то еще? И ваша цитата: «Кто живет долго – тот счастлив. Это самое большое счастье – долгая жизнь». Расскажите тем молодым, кто в этом сомневается, что хорошего в долгой жизни.

– Я родился и рос в татарской деревне. Родители – учителя: отец – заслуженный учитель школы России, фронтовик, мать – в числе первых татарских учителей в 1939 году из рук М. И. Калинина в Москве получила медаль «За трудовое отличие». Отец написал интересную книгу «Учитель седеет рано», которая была издана после его смерти. Учился я в семи школах попеременно в татарских и русских классах и окончил Буинскую городскую школу имени Луначарского, которой уже нет.

Генетика? Среди родственников есть разные люди: и долгожители, и с коротким жизненным путем. Есть известные писатели, композиторы, несколько докторов наук, Герой Социалистического Труда, музыканты, лауреат Государственной премии СССР. Один родственник во время Великой Отечественной войны был дважды награжден орденом Александра Невского, другой за взятие Турецкого вала в Крыму был представлен к званию Героя Советского Союза, третий всю жизнь носил в кармане свою похоронку и несколько раз ездил в Кингисеппский район под Ленинградом и возлагал цветы на свою могилу. Некоторые из них стали персонажами моих поэм. Я горжусь ими.

Я не знаю, что вы вкладываете в понятие «ясность ума»… Скорее всего, это – активность ума, неуемность души. За три года после 80 лет я написал около десяти поэм, некоторые из них на русском языке опубликованы во многих изданиях России, а две – «воюют» на Донбассе. В 2023 году состоялась премьера балета Резеды Ахияровой «Иакинф» на мое либретто.

Иногда употребляют это понятие и как синоним мудрости. Мудрость нужна человеку, прежде всего, чтобы долго жить. Она не нужна для того, чтобы закрыть амбразуру вражеского дота, блеснуть как молния. Под светом лампы, даже свечи можно прочитать роман, а при блеске молнии ничего не прочитаешь, ничего не напишешь. Ни храбрости безумцев, ни «безумству храбрых» я не пою песню. Мудрость нужна для того, чтобы долго и успешно служить своему делу, своим близким, своей родине, своему народу. И мне как-то удалось добраться до нынешних лет, хотя внешне ровный жизненный путь был довольно тернистым.

Особых секретов долголетия нет, я просто честно, добросовестно работал, душа была спокойна и не завидовал никому. Мне часто задают вопрос о счастье, и я всегда говорю: счастье – в долгой жизни и в добром имени.