Рабит Батулла: «Я сыграл самого себя. Попиваю там тайком от жены – так и в жизни было»

«Это уже не наш фильм, он живет своей жизнью»

Рабит Мухлисович, о чем вы подумали, когда впервые посмотрели фильм? И о своей игре в нем?

Я как-то спокоен в этом отношении. Не волновался, не радовался и не огорчался. Фильм есть, это самое главное. А по пятибалльной шкале оценивать его не буду, это дело киношников. Тем более что его снял мой сын и сам я имею к этому отношение. Как будешь оценивать свою игру? Роза Хайруллина, например, вообще не смотрела фильм.

Почему?

Не знаю. Спросите у нее.

Она, к сожалению, не дает интервью.

Мы только в Москве сходили на премьеру три раза, а в Казани я даже со счета сбился, бегаем, как... бараны (смеется). А Роза не ходит – уже отработано, уже не ее материал. Да и мы отработали, это уже не наш фильм, он теперь живет своей жизнью. Это как с написанными книгами, они тоже не мои, а читателей и критиков.

Слишком серьезное отношение к своим ролям присуще тщеславным людям. Такие да, прямо рвутся к зрителю. А у меня такого нет. В общем, уверенно могу сказать только, что фильм есть. То же самое говорю своим сыновьям: нельзя впадать в эйфорию, когда вас хвалят, и в уныние, когда критикуют. Люди могут хвалить только для того, чтобы сделать вам приятно. Или что-то прикрывая. Или ошибаясь.

Надо критично смотреть на свое произведение, ты первый должен заметить его недостатки. У меня есть книги с ляпами, которые критики не заметили. А я заметил и молчу себе тихонько. Проверяю качество критики (смеется).

И как по ощущениям – Байбулат так и делает?

Так и делает, молодец. Старший брат то же самое. То есть надо взять середину. В самой пакостной критике может быть правда. Я выпустил около 90 книг и знаю все свои недостатки. Может быть, поэтому я счастлив.

«Я играл самого себя, а в этом нет особого искусства»

Все-таки почему вы не можете оценить себя в кино? Условно: «Эх, а вот здесь-то надо было по-другому сыграть!»

Но я же самого себя играл, там нет особого искусства. Ну, попиваю тайком от жены – так оно и в жизни было. Когда актер играет сам себя, в этом нет искусства. Рудольф Нуриев, мой ровесник и современник, мой любимчик, говорил в интервью: «Если я узнаю театрального актера на улице, это не актер». Мне кажется, я понял его высказывание. Человек на сцене или в кино не должен быть похож на самого себя.

Настолько должен преображаться?

Да, это говорит о его способности к перевоплощению. А я что? Я тоже старый, как в фильме, тоже попиваю. То есть я попал в свою борозду. И наигрыша, в общем-то, нет. Кино ведь не терпит наигрыша. Это театральному актеру нужно докричаться до последнего ряда, а здесь орать не надо.

К вопросу о перевоплощении: вы бы сбрили бороду, если бы роль в кино потребовала?

Бороду не сбрею ни при каких обстоятельствах, это принципиальный вопрос. В советское время я работал преподавателем в Институте культуры, вел три курса, работал как ишак. И как только пришел туда, сразу начался конфликт. Ректор с парторгом усиленно советовали побриться. Негоже, мол, в таком виде перед студентами. Ну, я только улыбался… Квартиру не дают, зарплату не повышают, получаю все те же 90 рублей, как и раньше, – еще и брейся. Однажды на научной конференции в стенах института был даже поставлен вопрос о бороде Батуллина.

Со временем понял, что это просто вопрос культуры и интеллекта этих людей. Мы общались с Наки Исанбетом, гениальным ученым и драматургом. Он единственный, кто не делал мне замечаний по поводу бороды или одежды. Только с такой хитринкой на меня смотрел. Потому что он был культурный человек, знал, что я свободен в том, чтобы растить бороду или нет.

А остальные – все кому не лень… В конце концов сказал, что учусь носить бороду у видных коммунистов – Ленина, Дзержинского, Маркса, Энгельса. Только после этого отстали. Когда уходил из института, та же самая ректорша сказала: «Оставайтесь, некому работать. Мы уже привыкли к вашей бороде».

Может быть, я и сам сбрил бы ее, если бы они меня не заставляли.

«Роза Хайруллина – с характером. Но ей идет быть с характером»

Вы упомянули Розу Хайруллину – как вообще с ней работалось? Такое ощущение, что она непростой человек.

Да, Роза с характером. Но ей идет быть с характером. Она принципиальный, уверенный в себе человек. Режиссеру порой было трудно. Я, зная ее характер, не влезал в конфликты, а у режиссера такие моменты были.

Роза ведь, когда была студенткой театрального училища, играла в моей пьесе «Кичер мине, әнкәй» («Прости меня, мама») в татарском театре. Это был ее дебют, и она тогда справилась, неплохо сыграла. Понимала, что делала. Ну и, в конце концов наши пути опять сошлись, и мы это вспомнили.

Короче говоря, самое главное – это оценка зрителя. Вот ее мы ждем. Пошла вторая неделя проката, сейчас съемочная группа в Екатеринбурге, идут показы, встречи. Я, правда, уже подустал от этих гастролей самовлюбленного актера (смеется).

Может быть, уже получили какую-то обратную связь от зрителя?

Московский зритель принял шикарно.

Даже так?

Да. И в Калининграде зрители были в восторге, комиссия тоже восхитилась (на калининградском кинофестивале «Короче» фильм «Бери да помни» получил главный приз конкурса полнометражных дебютов, – прим. Т-и). А потом прошла уже полноценная премьера в кинотеатре «Художественный» в Москве, там вообще был праздник. Я даже удивился.

Там, наверное, и публика была должным образом настроенная. Московские татары?

Да. Поэтому и не должно быть эйфории, это не лекало отношения к фильму. Фильм не гениальный. Но он получился.

Байбулат рассказывал, что у съемочной группы были трудности с поиском деревни для места съемок, потому что все они слишком современные…

…я в этом не участвовал. Я же вообще не думал, что буду играть в фильме, это решалось, можно сказать, в последние секунды. Но действительно, деревень с настоящей татарской деревянной архитектурой уже почти нет. Дома выглядят по-другому, все обшиты современными материалами.

Теперь такое можно снимать, только если в Татарстане будет создана киностудия художественных фильмов. На много гектаров, с павильонами. Тогда вместе с художниками и декораторами можно будет воссоздавать то, что пожелаешь. Хоть древнейшие времена.

«На фронте погибли 44 татарских писателя»

На какие темы, по-вашему, должны снимать кино молодые татарские режиссеры?

Во-первых, нужно снимать об исторических личностях. У нас есть героические личности, есть ученые и писатели, которых перемолола трагедия 1937-38 годов и трагедия войны. Тинчурин был расстрелян, Туфан отсидел 16 лет, Джалилю отрубили голову, гениального композитора Яруллина послали на фронт, где он погиб. Нет ни одного татарского писателя, который не держал бы винтовку в годы войны. На фронте погибли 44 татарских писателя. Это же трагедия народа! От Татарского пролива до Ла-Манша лежат татарские кости. Конечно, это должно быть отражено в литературе, в музыке, в кино.

А в мирное время мы страдаем от невнимания правителей к татарскому просвещению. Закрыты десятки, сотни школ. Про это тоже нужно снимать.

Не хотите какую-то из своих пьес на эту тему переделать в киносценарий?

Ну, я уже стар…

А татарский фольклор? Это же тоже кино! Якуты ведь снимают, например, про шаманов и выходят с этим на всеобщее обозрение – потому что тематика уникальная. Есть очень интересные казахские, киргизские фильмы. А у нас нет. А ведь это татары сняли в 1926 году два художественных фильма, которые и сейчас интересно смотреть: «Булат-батыр» и «Койрыклы йолдыз» («Комета»).

Все-таки нельзя, наверное, сказать, что «Булат-батыра» сняли татары.

Но они там участвовали, как и крымские татары. Или же «Завоевание Сибири» про Кучум-хана, тоже очень интересный фильм.

Татары участвовали в создании театров в Средней Азии, кинорежиссеры-татары работали на «Узбекфильме» и «Казахфильме». А своей киностудии у нас нет. Как можно создать высококачественный художественный фильм, не имея киностудии? Поэтому у нас и пытаются снимать за два миллиона рублей. Я свой фильм о детстве Рудольфа Нуриева вообще за 500 тысяч снимал.

Коммунисты любили говорить о равноправии, хотя между союзными республиками и автономиями никакого равноправия не было. Была большая разница в финансировании, в зарплатах, в развитии искусства, в архитектуре. Народный артист СССР, живущий в Татарстане, например Халил Абжалилов, получал 500 рублей в месяц, а такой же народный артист СССР из Москвы или Грузии – в два раза больше. У начинающих татарских актеров зарплата была 70 рублей, а начинающий актер в Грузии получал 200. И где равноправие?

Куда сейчас идет татарское кино?

Чтобы куда-то идти, надо родиться. У нас пока нет кино. Кинщик заболел.

«Шаймиев сказал, что его родной дом в Аняково точно такой же, как в фильме»

Вы присутствовали на встрече Байбулата с Минтимером Шаймиевым после просмотра фильма. О чем был разговор?

Он рассказывал режиссеру о своих впечатлениях. Долго говорили… Фильм ему понравился, он тоже так и сказал: фильм есть. Еще отметил, что его родной дом в Аняково точно такой же, как в фильме. Сам дом, ворота, все остальное – один к одному. Ну и пожелал продолжать снимать хорошее кино.

Может быть, несколько надуманный вопрос, но мы видим, что в татарском кино и театре «ядәч» стал неким сюжетообразующим элементом. Байбулат тоже сказал, что ядәч висел в воздухе, отчего к нему и стали обращаться режиссеры. Почему он висит в воздухе, как вы думаете? Может быть, в ядәч есть какой-то подсознательный символизм? Косточку ведь разрывают – может, это о разрыве поколений?

Наверное, можно найти что-то такое, если искать подтекст, намек, мысль между строк. Ситуация смерти родителей мальчика и ядәч как ее символ... Возможно.

Ведь о чем идет речь в фильме? Вот живет старик со своей старушкой. Интересно, что они не расписаны, живут гражданским браком, хотя у них есть и взрослый женатый сын, и внук. И вот эта трагедия их сближает. Они уже 50 лет живут вместе, стали фактически чужими друг другу, у них какой-то подспудный конфликт. Но они приходят к согласию, потому что между ними ребенок. Вот об этом, наверное, речь. Трагедия сближает.

А еще, если помните, там фигурирует цифра 1552 (цена купленного в магазине мороженого, – прим. Т-и). Все татары восприняли это как намек на взятие Казани, на ту экзекуцию государства, страны, национальности. Намека на самом-то деле нет, но было бы интереснее, если бы он был. Потому что у каждого татарина эта цифра вызывает определенную ассоциацию.

К вопросу о поколениях. Можно ли считать фильм «Бери да помни» диалогом между вашим поколением и внуками, из которых можно слепить стоящее поколение в будущем? Ваш герой и героиня Хайруллиной – вы ведь, получается, остаетесь воспитывать этого мальчика. Я, например, именно это увидела в фильме.

Ну, правильно увидели. К этому и идет. И я думаю, из этого прыткого мальчика они обязательно воспитают интересного и думающего человека.

Рустем Шакиров, Регина Яфарова