«Некоторые болеют войной, я это проходил»: военкор Хайруллин о фронте и летописцах СВО

«Я по-прежнему доброволец, и мой долг – воевать»

Вы освещаете горячую фазу военных конфликтов. Приходилось ли самому брать в руки оружие, например на СВО?

Приехал сюда как доброволец, и в начале конфликта приходилось ездить с автоматом, а воевал вообще в 2014 году. Ездил на обмены пленными, и несколько раз приходилось стрелять. У меня до сих пор оружие есть, официальное удостоверение, «военник». Так что я по-прежнему доброволец и мой долг – воевать.

Вы говорите, что СВО отличается от других горячих точек. Чем именно?

Прежде всего, интенсивностью конфликта. В Чечне и любой другой точке, где я был, такого не было. Ну, может быть, только «Грузинская операция». Но и там не было такой длинной линии фронта и масштабов операции с применением огневых средств, артиллерии. А цифры потерь, особенно с украинской стороны, вообще сравнимы с цифрами какой-нибудь крупной операции времен Великой Отечественной войны.

А в чем мотивация простых солдат?

Степень нашего сплочения просто запредельная. Редко где было такое ожесточение. И с украинской стороны столько ненависти. Я на майдане был, видел и чувствовал все это. Как с технической точки зрения, так и с моральной у нас очень мощный конфликт. Многие этого не понимают. Знаете, надо хорошенько так пожить на Донбассе, чтобы прочувствовать, что эти люди перенесли. Они же были первые, понимаете, кто встретил эту войну с Запада. США эту войну на нас напустили не просто чтобы не дать нам хорошо жить, а чтобы уничтожить нас. Мы для них не люди, а мусор.

Вы воевали с автоматом и камерой в руках. И наверняка не раз были на волосок от смерти?

Есть мой ролик на YouTube, когда мы в Красном Лимане попали под обстрел гранатометов. Дрон подлетел, пока мы ходили по позициям. Я снимал ролик, нас вычислили. Тут еще нужно понимать, что я боец еще тот. Мне за 50 лет, физически не очень мощен и стрелять-то не умею. Но я стрелял и, хрен знает, куда-то и попал. А вообще обстрелы тут постоянные, я же езжу на пункты управления. Я вообще считаю уникальным свое положение, что меня туда пускают. Вижу, как бой идет изнутри.

В этом ролике поймал на камеру прилет польской мины. Я в направлении этого прилета бежал, был на волосок от смерти. А самый страшный момент? Черт его знает. Самое страшное, что у меня же много друзей тут образовалось и они погибают.

«Ведущий Владимир Соловьев приезжал, мина прилетела – и всё, он в истерику впал»

А что именно вы снимаете в первую очередь?

Многие молодые военкоры стараются «экшен» военный показать. Конечно, я тоже это делаю. Но считаю, что самое главное и интересное – это разговоры, беседы. Важно показать портрет простого солдата, его душу. Тем более эти самые солдаты прикрывают тебя, пока ты бегаешь с камерой.

Немного странный вопрос, но все-таки: забавные истории какие-то приключались на фронте?

Интересно, как начинающие военкоры обстрелы переносят. Они все время: «Ой, бл… (блин), обстрел». Извините, я тут материться немного привык. Вот приехал как-то известный телеведущий Владимир Соловьев. Мина прилетела – и всё, он в истерику впал. Ему кажется, что увидел край жизни. Он требовал, чтоб контрразведка выяснила, почему в его сторону обстрел. А тут же все время обстрел. Это часть работы.

А историю настоящего героя СВО расскажете?

Вот сейчас наступление идет. Я нахожусь в Первой Славянской бригаде. Бригада сидит в обороне, и мы пошли, наконец, вперед. Тут сеть опорных пунктов, и наши ее окружают. Четыре бойца заходило, трое погибло. Один задержался. Он обычный мальчишка и держал этот опорник почти пять дней без еды. В него дроны бросали, аккумуляторы. Он сидел один и просто отбивался. А почему? Если бы он его оставил, нам пришлось бы снова брать этот опорный пункт.

А дома его ждала невеста беременная. Вот история. И таких же – каждый день десятками. Вы напишите, Артур, что с моей точки зрения, боевая задача – отрезать все основные линии снабжения врага. «Укропы» всегда контратакуют, но у них уже по всему направлению Авдеевки не хватает сил. Тут у нас такие рельефы: высоты, карьеры – очень противная позиция. Большую часть этого поля мы уже отгрызли. Но тут все на нашей стороне: логистика, артиллерия, погода. Что нам торопиться. Сейчас спокойно подготовимся.

«С самого начала писал, что контрнаступ ВСУ обречен»

На Западе всю прошлую зиму рекламировали контрнаступ. Сейчас там же говорят о провале. Как это видно изнутри и в чем причина неудач Киева?

Я с самого начала писал в своем телеграм-канале, что контрнаступ ВСУ обречен. Почему на Западе решили, что у них будет успех? Я не знаю, но это изначально было смешно. Можно теоретически привязать к этому пресловутый «мятеж Пригожина». Помню, когда в начале июня только начались первые контрнаступы, спикеры из Киева намекали на какие-то значимые события, которые помогут Украине. И через неделю случился мятеж Пригожина.

Многие не обратили внимания, что «пригожинские» вышли и заняли именно основные пути снабжения Запорожской группировки РФ на СВО. Не случайно они вышли туда. Они ослабляли нашу логистику, и именно туда пришелся основной удар украинского контрнаступа.

Возможно, в Киеве рассчитывали, что из-за этого российские войска посыпятся, что упадет боевой дух. Но этого не произошло. Не согнулись ребята, проявили чудеса героизма. Там у нас были десантные войска и 4-е танковое подразделение. У ВСУ шансов не было. И даже в первую неделю было понятно, что «укропы» не пройдут.

Как и когда, на ваш взгляд, закончится СВО?

Не по адресу, конечно, вопрос. Но, судя по всему, закончится все четкими и понятными гарантиями Запада и НАТО, что Украина не будет представлять для нас угрозы. Запад очень не хочет эти гарантии давать. Им любой ценой надо сохранить враждебную к России Украину. Война именно из-за этого идет.

Что думаете о разговорах, что в сенате США блокируют помощь Украине? Засохнет ли финансовый поток в Киев?

Мне кажется, США не могут отказаться от спонсирования Киева. Тем более для Америки Украина обходится не дорого. Для них это копейки. Более того, этот конфликт очень здорово помогает военной экономике США.

«Мама из Башкирии, папа из Татарстана, родился в Казахстане»

Мы знаем, что у вас наиболее раскручен личный аккаунт в YouTube. Но в первую очередь нас поразили очень профессионально исполненные карты военных действий на СВО, которые вы размещаете в телеграм-канале. Откуда это?

Мы обрастаем командой. Пришел как-то волонтер, наш читатель. Его зовут Михаил, он бывший военный и как раз картограф. Он начал рисовать эти карты для нас совсем недавно. Другая группа волонтеров переводит это на английский. Эти карты всех впечатляют, Миша молодец у нас.

Расскажите о себе. Как стали военным журналистом?

Я родился в Казахстане в городе Степногорске. Перед армией отработал в газете «За фосфор», это заводская многотиражка. После этого поступил в МГУ на филфак, и поступил как-то очень странно. На творческом конкурсе попал на Юрия Щекочихина, был такой знаменитый журналист, он уже тогда в «Литературке» работал, но вообще он создатель проекта «Алые паруса» в «Комсомолке». А я еще в старших классах школы в «Алые паруса» писал, и он меня помнил.

Так вот, я завалил первый экзамен из четырех. А он мне говорит написать что-нибудь с ходу. Я написал, и он меня устроил сразу в «Алые паруса» в «Комсомольскую правду», в штат практически. Это было очень круто, и меня под его протекцию взяли на журфак.

Тогда осенью я не должен был идти в армию, но Горбачёв отменил все отсрочки, и я попал сразу на три года. На флоте отслужил, потом вернулся на журфак и в «Комсомолку». Потом, в 1991-1992 годы, у меня был некий кризис, я поехал в Казань, а до этого в Башкирии поработал год, тянуло к корням. У меня мама из Башкирии, папа – из Татарстана. Я поработал в газете «Советская Башкирия», на местном телевидении. А потом в Татарстане – в газете «Казанское время».

А в каком году в Казани работали?

Где-то в 1997-1998-м. Потом вернулся в Москву, меня с ходу взяли в «Известия». Потом «Московский комсомолец». Поработал немножко и в Правительстве в качестве пиарщика, но быстро ушел оттуда. В 90-х я был достаточно известным журналистом, а потом меня просто забыли. Далее случились события на Донбассе, и я поехал туда. Потом СВО. Ну и стал военным корреспондентом.

Год снимал документалку, а потом Ютуб опять начал нас банить, и мы вынуждены были открыть проект в Телеграме. Жили спокойно, а когда открыли телеграм-канал, пришлось писать туда, какая-то известность пришла снова.

А вы себя кем считаете – казахом или татарином?

Ну откуда это взялось? Я чистый татарин. Мама татарка из Башкирии, а папа татарин из-под Елабуги. Просто по-татарски не научили говорить. А так я чистый татарин, не башкир даже.

«Я в Казань и Башкирию поехал, корни искал, но не прижился там»

А какие-то традиции татарские соблюдаете?

Вообще надо мной тут все смеются: я татарин, но по менталитету русский филолог. Вот я в Казань и Башкирию поехал, корни искал, но не прижился там.

А чем вам Казань запомнилась, когда вы работали там?

В те времена Казань переходила от «совка» к реконструкции. Там все сносили и новое строили. Сейчас Казань стала очень красивой, а тогда только зарождалась. А так Казань даже в царское время была одним из интеллектуально-духовных центров.

«Я не считаю, что военкор – опасная профессия, весь этот пафос и рядом не стоит с подвигом российского солдата»

Военкор довольно опасная профессия. Как вы внутренне к этому пришли?

Я очень любил ездить, первая командировка у меня была в район Абхазского конфликта. И с тех пор потянуло. Я всю Чечню отработал практически до Грузинской войны. И другие горячие точки мира объездил. Америку, Африку, не было проблем с командировками, включая Ирак, Ближний Восток, Азию.

Я не считаю, что у нас настолько опасная профессия. Считаю, что наш долг – помогать солдатам, особенно в нынешней ситуации. Даже чеченская война была очень тяжелой для России, а то, что сейчас происходит, – это действительно очень серьезный конфликт. Вот сколько я видел военных точек, они с СВО и рядом не стояли. Весь этот пафос о военкорах и рядом не стоит с подвигом обычного российского солдата. Мы должны быть благодарны Богу, что можем быть летописцами. И фиксировать, как СВО меняет пути развития нашей цивилизации.

Некоторые заболевают войной. Я через это проходил. После командировок мне казалось, что я какие-то великие поступки делал. Но с возрастом понимание приходит, что быть летописцем и стоять рядом с легендарными героями уже великая честь. Думаю, Бог великую милость нам оказал в этом плане. Вот так отвечу.

У вас работа очень сложная и редкая. Обычно в такой профессии сложно заводить полноценную семью. Как у вас с этим?

Я холостой. Супруга – этнически русская немка. Она уехала в Германию с детьми, и с тех пор у меня нет семьи. Дети уже выросли. Не горят особым желанием видеться. Я туда не могу ездить, они сюда не хотят приезжать.