«Не было задачи снимать про татарскость»: Байбулат Батулла о своем новом фильме. Часть 2

«Выяснилось, что дети в деревнях не говорят на татарском»

– Актер, сыгравший внука, стал, как нам показалось, одной из удач фильма. Мальчик очень непосредственный – такое ощущение, что на съемочной площадке он был самим собой. Как вы его нашли?

– На самом деле я не знаю, был ли он собой. Юнус [Таиров] уже снимался в роликах, он учится на конферансье, то есть мальчик, в общем-то, из того же вида боевого сценического искусства (смеется). И нам периодически приходилось просить «мсье конферансье» уйти с площадки, потому что это разрушало непосредственность. Ну и где-то мы шли на хитрость, что-то придумывали, показывали ему мультики.

Детский кастинг – это всегда лотерея, труд и время. А времени у нас не было, все произошло достаточно резко. В общем, с этой ролью тоже возникали сложности. Были хорошие артисты этого возраста, но они были уже именно артисты.

– Юнус казанец? И кто он по национальности?

– Да, он родился в Казани, а его родители из Таджикистана. По национальности он таджик. У нас, кстати, был вопрос, какого мальчика брать – владеющего или не владеющего татарским. Я, конечно, хотел татароязычного, потому что делал этот фильм больше про себя, а вырос я в татароязычной среде и плохо представляю себе общение с родителями, бабушкой и дедушкой на русском.

Но мы побывали в разных деревнях по всей республике и выяснили, что многие дети не говорят на татарском. То есть даже с бабушками и дедушками они говорят на русском, и те иногда на русском же им отвечают. Речь именно о живущих там деревенских ребятах, не о тех, кто приехал в гости. Для меня это было удивительно.

– Но значит, вы уловили эту тенденцию в своем фильме. Мальчик ведь общается на русском.

– Это потому, что у нас уже не было выбора. Был Юнус, который выглядит достаточно киногенично, и был парень, говорящий на татарском, но менее подходящий именно в наше кино. И когда я, поездив по деревням, убедился, что дети такого возраста не говорят так, как говорил я в детстве, то как-то выдохнул. А с другой стороны, конечно, запереживал.

Этот факт также стал небольшой частью высказывания. Хотя изначально такой задачи не было.

«Мы искали деревню без коттеджей и профнастила»

– Вопрос по поводу Розы Хайруллиной. Я видела ее в трех фильмах – в вашем, в «Зулейхе» и в том сериале, где она играет работницу музея. Она и в жизни такая – с грустным и мрачным взглядом в никуда?

– Я видел мало фильмов с участием Розы, поэтому не могу комментировать ее актерскую палитру. Но могу сказать, что от ее роли у меня было ощущение эксперимента. Роза у нас не совсем татарская бабушка.

– Да, это совершенно не стиль татарской деревенской бабушки.

– Совершенно верно, татарской уютной бабушки там нет. Но мы изначально решили пойти на эксперимент, показав в фильме все грани татарскости. Герои Алмаза Хамзина, Рабита Батуллы, Розы Хайруллиной, Суфии Хайдаровны (героиня известного мема «А я думала, сова». – Прим. „Т-и”) – все татары из Татарстана, при этом все очень разные.

Но, несмотря на нетатарскость Розы, она считывает наши коды, она говорит на татарском. То есть в итоге-то она получается татарская... Или нетатарская?

– В фильме она то в льняном кимоно, то в длинном чапане, то в цветном платье и с цветными волосами. Чьи это стилистические решения?

– Роза вообще соавтор всей этой истории. У нас была своего рода лаборатория: художник-постановщик, оператор, художник по костюмам, Роза, я. Мне хотелось, чтобы был взгляд со стороны. Художник и оператор никогда не жили в Татарстане, они не выросли на наших кодах. И мне было важно, чтобы было сплетение взгляда со стороны и моего взгляда. Чтобы это было не так регионально и в то же время чтобы мы не совсем стирали то, что есть на самом деле.

И еще было важно чуть-чуть оторваться от реальности. У нас же сказка. Но такая, чтобы в нее можно было поверить. И, не считая свадьбы и истории с суши, все остальное можно представить в реальной жизни. Если я увижу кого-то на улице в таком кимоно, я не сойду с ума.

– В городе да, но в деревне это…

– Нет-нет, и в деревне тоже. Просто у нас призма другая. Самое интересное, что что-то подобное в деревнях встречается, и нередко. Мы же не с потолка это взяли. Мы фотографировали бабушек, и в фильме просто немного приукрашенная версия того, что они носят на самом деле. Даже вот этот свадебный чапан – это тоже цветочные паттерны, взятые из реальности.

Нам хотелось немного оторваться от реальности. Как я уже сказал, это все-таки не настоящая история, а сказка, и, мне кажется, мера условности позволяла нам сделать этот отрыв. Мы ведь специально искали деревню без коттеджей, профнастила и железных заборов, хотя найти такую сегодня практически нереально.

«У нас не было задачи снимать про татарскость»

– Почему это было так принципиально?

– Потому что в моем детстве не было такого визуала. На мой взгляд, визуально так называемой деревни у нас уже нет. Но мы нашли что-то подходящее, хотя, если строго смотреть, в фильме все равно мелькают атрибуты сегодняшнего дня, смартфоны например. То есть понятно, что в фильме мы говорим про сегодня, но все-таки не совсем про сегодня. Это было бы не очень киногенично. Или тогда нужно придумывать уже другую стилистику, и для этого потребуется целое исследование.

И если профнастил не часть стиля, то говорить о какой-то уютной деревне детства не приходится. Наверное, дети, которые растут сейчас, через 30 лет будут вспоминать уже железные заборы и превратят это в художественное решение. Будет интересно посмотреть, кстати.

– Бабушку из мема про сову вы сами уговорили сняться в фильме?

– Я ее не уговаривал. Она сама сказала: «Ты чего меня бросил? А, кино снимаешь? Ну сними меня тоже». Это было органично, мы же делали с ней ролики для «Тик-Ток», у нас есть свой творческий путь. Просто «Тик-Ток» ушел, и творческий тандем прекратил существование. Да и приоритеты поменялись, я погрузился с головой в кино.

– Вы сказали, что ваша команда представляла собой творческую лабораторию. Тут, наверное, стоит вспомнить и о сценаристе Дарье Бесединой. Кто она и как она понимала мир татарской деревни?

– Ну, во-первых, сценаристов в фильме трое. Кроме Даши, это я и Тагир Мингазов. С Тагиром мы писали на другом проекте, и тогда я понял, что мы находим с ним общий язык.

А с Дашей я познакомился, когда она была агентом режиссеров в рекламной индустрии. Хороший агент – это человек, который умеет и читать, и писать плюс-минус, чтобы понимать, какой материал приходит. И когда мы были вместе как агент и режиссер, мы рассуждали по поводу сценариев и поняли, что на одной волне. Я познакомил Дашу с Тагиром, так у нас получился треугольник счастья (смеется).

Да, Даша не имеет отношения к татарам, она из подмосковного Жуковского. Но у нас и не было задачи снимать про татарскость.

«Они говорили: «Снимем русскую историю, соберем больше денег»

– За это вас будут дрючить.

– Что значит дрючить? Это так удивительно – с кем бы я ни общался, все меня этим пугают. Как будто мы в школе, и сейчас придет завуч.

– Я приведу пример. На днях мы с Ильшатом Рахимбаем ходили на подкаст про его «Микулая», и он рассказал там, что в Елабуге на него напали кряшены. Хотя фильм у него не про кряшен.

– Как это не про кряшен?

– Он сам так говорит. И Мансур Гилязов тоже (основой сценария фильма стала пьеса М.Гилязова. – Прим. „Т-и”).

– Но они назвали это этнотриллером, а не просто триллером. Поэтому я понимаю реакцию кряшен, хотя лично для меня фильм тоже не про них.

Я же не говорю, что наш фильм про татар. Я говорю: он про ядәч. Хотя после выхода фильма в прокат, возможно, найдутся верующие в ядәч и обидятся.

В целом мы хотели написать историю про родителей и для родителей. И про себя. У Даши и у Тагира есть свой пример родителей. А татарский соус, назовем это так, появлялся уже в процессе, и на разных этапах по-разному. И в сценарии я не Батулла, а Батуллин, потому что это мой ремесленнический подход.

Сценарий вообще очень ремесленнический, он не похож на итоговый фильм, это скорее схема. Мне кажется, эту историю можно закинуть в любую другую деревню. Когда мы обсуждали идею фильма с разными инвесторами, нас часто склоняли к тому, чтобы сделать это на материале русской деревни: «Сделаем русскую историю, соберем больше денег». Но тогда я бы вообще убрал все свои паттерны. И дедушку точно сыграл бы не Рабит Батулла, а условно Сергей Гармаш.

А так, эту историю можно адаптировать. Берешь и делаешь отдельные фильмы в русской деревне или в удмуртской.

– А как вам удалось переубедить ваших инвесторов?

– Для студии «Босфор Пикчерс» это тоже дебют. Раньше мы делали вместе короткий метр, они снимали очень много рекламы. А здесь важно было сделать личную историю, то есть кино, которое будет про меня, про моих соавторов. Студия сама этого хотела.

– Какой, кстати, бюджет у фильма?

– Я правда не знаю. Любая цифра, которую я вам сейчас назову, будет неправдой. Но могу сказать, что это не сильно дороже, чем обычное региональное кино.

«Попробую перезагрузиться, чтобы заново полюбить кино»

– Вопрос о саундтреке вашего фильма, где звучат японские мелодии, местная татарская музыка и музыка финских татар. В какой-то момент мне даже показалось, что одна из песен звучит на японском, и только чуть погодя до меня дошло, что нет, на татарском. Почему вы решили сделать такое смешение музыкальных культур?

– В целом это просто треки, которые я люблю. У меня был плейлист, который, как мне казалось, подходит к этому фильму, и я отправил его режиссеру монтажа Кириллу Пискареву, чтобы узнать его мнение. У него хорошее музыкальное образование, что важно для режиссера монтажа. И в какой-то момент он написал: „Я тащусь от этих треков”, даже заказал пластинки Ильгама Шакирова в интернете.

Прикольно, что и Кирилл, и многие другие действительно не слышат разницы – на татарском песня или на японском. И это тоже часть нашего высказывания, хотя я не люблю называть это таким словом. Более того, мы попросили перевести обе японские композиции, и они еще и по смыслу совпали. Там тоже что-то про полет, про мечты.

Половина этого плейлиста осталась незадействованной. То есть у нас очень много классных треков, причем так их оценивают не только те, кто, как я, вырос на них и по этой причине к ним неравнодушен. Нет, это в принципе классно сделано.

– Вы заплатили за эти японские песни?

– Да, конечно, но это было недорого. Их автор – какой-то бородатый инди-чувак. Ему еще и фильм понравился, он посмотрел с английскими субтитрами.

– Вы смотрите западное кино? Назовите ваших любимых режиссеров.

– У меня сейчас такой период, когда тяжело смотреть кино. Может, надо просто отдохнуть.

Но вот что интересно. Я ведь не так много кино смотрел, хотя вращаюсь в среде, которая смотрит очень много. Например, я никогда не смотрел «Убить Билла», в чем никому не признавался. И вот несколько дней назад посмотрел обе части и поймал себя на том, что смотрел этот фильм, хотя я не смотрел. Просто вокруг меня так много тех, кто цитирует его. В рекламе, например. А где-то я еще и музыку оттуда знаю. Возможно, я и сам цитировал его в рамках своих проектов.

То есть получается, что есть настолько культовое кино, что его невозможно избежать. Даже если ты не смотришь кино, ты эти фильмы уже посмотрел. Эта сила показалась мне поразительной.

– Можно ли сказать, что вы уважаете Тарантино?

– Ну «Убить Билла» выглядит очень современно. Смотришь и восхищаешься тем, что это совсем неустаревшее кино, хотя уже столько лет прошло.

А так у меня, наверное, нет каких-то точечных фильмов или даже авторов. Мне нравятся и братья Дарденн, и Спилберг, но последние его фильмы такого впечатления не производят.

– «Фабельманы» тоже?

– «Фабельманов» еще не смотрел. Я сейчас как будто устал от контента, хочется попробовать отдохнуть. А отдохнуть тоже не получается, потому что столько всего. Поэтому у меня нет предпочтений по фильмам, я даже не хочу их смотреть. И не помню, что из последнего прямо зашло.

Так что я попробую придумать систему перезагрузки, чтобы заново полюбить кино.

Рустем Шакиров, Регина Яфарова