Миляуша Айтуганова: «...За это я могу себе сказать: “Молодец, Айтуганова!”»

«Планируем сделать проект «Режиссерская квартира» в кинотеатре «Мир»

Здание «Татаркино», где мы встретились с Миляушой Лябибовной, находится в центре города, в то же время уединенно, в глубине зеленого двора. Под одной крышей с «Татаркино» работает Союз кинематографистов Татарстана. Это здание особенно хорошо знают те, кто ходит на различные кастинги.

– Миляуша Лябибовна, у вас тут можно снимать кадры с атмосферой советских лет – здание просит ремонта.

– С тех пор как я пришла, ремонт мы потихоньку делаем. Сначала в кабинетах, в прошлом году – в архивных помещениях. У нас есть большой холл, сейчас там идет ремонт. Хотим к 100-летнему юбилею расположить там музей и кинолекторий. Проект уже есть. Идея мне очень нравится.

– У вас ведь уже есть музей в кинотеатре «Мир»?

– Мы планируем сделать там проект «Режиссерская квартира». Собрали очень много материала.

– Вы сами собирали?

– Да. Я ведь сама историк. В Национальном музее составили список всех экспонатов на тему кино. Сохранилось очень много афиш, интересных фотографий. Есть интересные экспонаты, которые мы собирали у жителей по всей республике. Мы это называем «Народным музеем».

– Для музея хотите использовать ваш зал, где обычно проходят кастинги?

– Да. Там можно и кастинги проводить, и кинолектории, и мастер-классы. Будет большой экран. Там же могут быть музейные предметы. Это готовится для нашего 100-летнего юбилея.

«Посчитала командировки – 25 поездок за прошлый год»

– Давайте начнем с банального вопроса: итоги прошлого года – лучшее и худшее. То есть что получилось и что – нет.

– Мы подводим итоги с коллективом…

– Мне были бы интересны именно ваши личные итоги.

– Они есть. В этом году (2023, – прим. Т-и) я посчитала свои командировки, связанные с татарским кино и разными фестивалями, – получилось 25. Это ведь значит, что я два раза в месяц выезжала из дома и бывала где-то. И все связано с кино. Подружились с несколькими фестивалями. Они нас приглашают и поработать в жюри, и представлять программу Казанского кинофестиваля. Значит, татарстанское кино в 25 местах в какой-то форме было представлено. Побывали в Санкт-Петербурге, Москве, Чечне, фильм «Тарлан» получил приз на фестивале в Бурятии, в Иране показали документальные фильмы. А также Узбекистан, Кыргызстан, Беларусь, Таджикистан, арабские страны… Много бывали в российских регионах, Дни татарстанского кино им настолько запомнились, что в 12 регионах сейчас нас ждут и в этом году.

– Местные татары просят?

– Да. Татары просят, а посмотреть кино приходят представители разных народов. В Узбекистане, например, были и узбеки, и другие национальности. В Чечне, Бурятии я бы не сказала, что только татары, их там почти нет. В Красноярском крае показали в ряде городов, в Екатеринбурге, Тюмени, Омске, Когалыме организовали татары и увлеченно смотрели. В этом году очень просят Крым, Ростовская, Архангельская области. Думаю, что в этом году сделаем кинодесант, посвященный 100-летию.

– Это значит, что привозите и бесплатно показываете?

– Не бесплатно. Покупают билеты. В первый год было бесплатно. В Екатеринбурге нам сказали: «У нас по билетам ходят только на эстрадные концерты, сделайте бесплатно». Фильм «Мулла» сделали так. Они нам: «Оказывается, нравится людям, приезжайте еще». Я сказала: «Продавайте билеты». Пусть хотя бы 150-200 рублей, нельзя показывать бесплатно, это же труд. В Татарстане тоже надо прекратить бесплатные показы.

– Не получается.

– Да, не получается пока. Но стараться надо. Надо хотя бы по 100 рублей сделать билет. Люди же ходят по билетам за 500 рублей и на «Бременских музыкантов», и на «Холопа». Я тоже сходила. Если пойдет семья с двумя детьми – уже две тысячи рублей.

– «Бременских музыкантов» я тоже посмотрела. Сказала себе – наши фильмы не хуже этого. Мне он показался очень плохим фильмом.

– Я тоже смотрела. Там ведь, видите, строится на технологии. Какие массовые сцены в «Холопе»...

– Нет, на него пойти не смогла себя заставить…

– А люди же ходят. Начали ходить на российские фильмы. Почему-то на татарские фильмы не ходят.

– Молодежь, наверное, еще и потому, чтобы не пропали деньги на «Пушкинской карте».

– Мы тоже татарские фильмы показываем по «Пушкинской карте». Наша работа идет в двух направлениях: одно из них – показы кино, есть большой список, составленный Министерством культуры, и там есть в том числе наши татарские фильмы, второе направление – «литература на экране». Ты уже знаешь эту мою мечту – выпустить 10 фильмов по татарской классике. Сегодня есть 8 фильмов, их прекрасно можно показывать как «литература на экране». Потому что эти произведения проходят в школе. Те же «Белые цветы», «Неотосланные письма», «Мы – дети 41-го года», произведения Амирхана Еники.

По классическим произведениям работы у нас так много. Есть очень актуальные вещи. Безусловно, в них есть влияние своего времени, но в основе лежит история человека, семьи. Значит, это можно адаптировать к нашему времени.

– На Совете по культуре и искусству при Раисе РТ рекомендовали не наносить ущерба литературным произведениям, не искажать сильно. Не относится ли это также и к кино? Министр сказала, что к театрам по этому поводу были претензии. К вам таких претензий не бывает?

– Бывает, конечно… Мы сняли фильм, собрав в один сюжет три рассказа Амирхана Еники. Вы этот фильм смотрели…

– Посмотрела и высказала критику в адрес сценариста.

– Дочь Амирхана Еники Флера Амирхановна тоже сказала: «Я представляла немного по-другому». Когда вышел фильм «Сумбуль» по роману Зифы Кадыровой, Зифа апа очень удивилась: «Это не моя книга». Но написать книгу и создать кинофильм – это два разных искусства. Что написано в книге, никак невозможно полностью отразить в экранном варианте. В кино еще есть и творчество сценариста, режиссера, поэтому конечный продукт немного отличается. Ни одну экранизацию не могу назвать, которая бы полностью охватывала все произведение. Каждый представляет события и героев по-своему. В кино мы смотрим интерпретацию режиссера и сценариста. Критика звучит – что делать, все равно кино надо снимать. Чем больше снимаешь, тем лучше качество.

– Мы говорили об итогах года…

– У нас есть госзадание. Оно выполнено полностью. Наверное, надо благодарить «Пушкинскую карту» – внебюджетный доход получился неплохой. В прошлом году – 8 млн, в этом – 20 млн. Мне кажется, это хорошее явление.

– Эти деньги останутся у вас в организации?

– Да. Нам – 9 млн из этого. У нас есть киносеть – надо получать права, чтобы показывать кино. Половина поступивших денег уходит обладателю прав. Поэтому нельзя сказать, что это очень большие деньги.

В прошлом году было много связанных с кино событий. Из крупных – Казанский международный фестиваль мусульманского кино, Национальный «Милли мультфест». А менее крупные события – они еженедельно, потому что я наших сотрудников не держу без дела – пассионарность во мне все-таки есть. Итоги вот такие!

– А что не получилось?

– Еще одно забыла сказать: за последние 10 лет нам впервые удалось получить деньги из Москвы на съемки фильма. На фильм «Гашыйклар тавы» мы получили российскую субсидию. Это не 5-6 миллионов. Заявку подали вместе с московскими партнерами, потому что на заявки из Татарстана особого внимания нет. Работая в партнерстве, смогли получить субсидию 50 млн. Будем дублировать фильм на русский язык и выходить совместно с партнерами в федеральный прокат.

– Отлично! Очень рада за Салавата Юзеева. Значит, это можно – стать хорошим кино без оправданий «снимали без денег»?

– Для съемок сцен, связанных с войной, едем в Беларусь. Такие экспедиции съедают довольно много денег. Проживание с командой, съемки… Есть еще не отснятые 10-12 сцен. Нужны декорации. Возможно, будем работать с «Мосфильмом».

– То есть на чем раньше старались экономить – теперь можно позволить себе чуть больше.

– Мы уже привыкли экономить – каждый год снимаем кино на 4 миллиона. Здесь будут возможности.

– Авторскими правами тоже поделитесь с Москвой?

– Да. При работе с прокатным удостоверением будет и Татарстану, и им. Они у нас купили сценарий. Снимаем вместе.

– Чем привлекло их это произведение?

– Понравился киносценарий. Понравилась тема. Здесь и тема семьи, и экологии.

– Его тоже снимает ваш любимый режиссер Амир Галиаскаров?

– Нет. Московский режиссер.

– Ладно, если не Амир – не велика потеря. Меня удивляет его ненависть к татарскому языку. Даже вы не смогли его воспитать.

– Он этого не скрывает, говорит открыто.

– Почему тогда имеет отношение к татарским проектам?

– Видимо, пока собирает себе портфолио. Солидная часть его списка – совместные с нами работы: «Мулла», «Мы – дети 41-го года», «823». Три фильма – это немало.

«В сфере кино нет единства. Это меня беспокоит»

– Расскажете о том, что не получилось? Или все получилось?

– Старайся – не старайся, в сфере кино нет единства. Меня это беспокоит…

– Ирада Хафизяновна тоже переживает по этому поводу. На конференции кинематографистов Татарстана тоже об этом сказала.

– Так не должно быть. От завистливости ли это идет?.. Нас ведь очень мало. И кино мало. Надо держаться друг за друга. У нас каждый замкнут на себе.

– А объединить людей творчества в целом возможное дело?

– Театры же как-то живут.

– Среди театров тоже внутри есть разные ситуации.

– Конкуренция присутствует везде. Меня беспокоит еще одно. У нас в Казанском институте культуры есть кафедра режиссуры кино и телевидения. Там сейчас не осталось специалистов. Мы их утратили. Нет людей, ведущих основные кинодисциплины. Я, конечно, веду свои группы по продюсированию. Но я ведь работаю параллельно. Беспокоит то, что на кафедре нет людей.

– Почему так получилось?

– Не знаю. Может быть, не хватает денег, чтобы давать высшее образование в этой области. Может быть, есть другие причины. Но сейчас в институте та кафедра, можно сказать, обмельчала. Надо ее восстановить. Хочется дать этой кафедре новый импульс.

– Как это сделать? Нужны кадры?

– Кадров тоже немного. Молодежь не идет. Потому что там в том числе необходимо заниматься наукой. Сейчас молодежь не имеет интереса к этому. Единственную книгу на тему кинематографии Татарстана написала киновед Елена Алексеева. Больше никто не занимается. А ведь есть о чем писать… Надо написать диссертацию, соответствующую нашему времени.

– В этой книге Алексеева охватывает общую тему. А татарским кино вообще никто не занимается.

– Написать диссертацию по национальному кино – такая мысль у меня есть. Я бы писала о некоторых итогах того, что есть на сегодня. Информацию собираю уже восемь лет. Но для этого надо обладать свободным временем. Не ездить 25 раз в году в командировки, сидеть дома и писать. Здесь уже проблема выбора моих приоритетов. Сегодня, мне кажется, кино надо продвигать и популяризировать – я пока выбрала это направление.

Собрать, проанализировать и написать научный труд – этого, кажется, нет и в театре. И по телевидению нет. По татарскому телевидению нужна большая научная работа. Молодежь не интересуется. Если нам хочется продвигать наше кино, наше телевидение, мы должны поднять это на научный уровень, показать на международном уровне. Я так вижу. Может быть, я неправильно думаю, но отсутствие переходящей от поколения к поколению научной традиции меня очень беспокоит. Если нет, значит, мы теряем то, что сделано нами.

– Получается, мечта когда-нибудь написать докторскую еще стоит.

– Да. В мыслях есть…

– Но вы же сегодня даже сами не верите, что напишете.

– Не верю. Потому что я пока увлечена творчеством. Как продюсер погрузилась в это, мне нравится. Может быть, когда-нибудь, в качестве итога она и напишется.

– Продолжим. У нас очень много таких, кто жалуется – татарского кино нет…

– Татарское кино есть.

– Вас раздражает подобное нытье?

– Раздражает. Как же нет татарского кино?! Каждый год снимаем столько фильмов! Когда я пришла на Казанский кинофестиваль, создали Национальный конкурс, на него в первый год пришло 15 фильмов. Сейчас приходит 40-45. Это все – фильмы, произведенные здесь. Значит, люди работают. Даже снимают специально для кинофестиваля. Сколько студий! Те, кто жалуется, не смотрят кино. Я слежу, кто заявляет, что татарского кино нет, и спрашиваю, видели ли они тот или иной фильм. «Не смотрел и не пойду», – говорят они. Ну как же ты, даже не посмотрев, делаешь выводы? Ты посмотри сначала! Почему-то в других регионах и за границей к нашему кино отношение более позитивное. Почему это так?! Например, в Узбекистане показали четыре фильма. В каждом показе – полный зал и обсуждения. «Исәнмесез?» и «Тарлан» люди смотрели со слезами на глазах. Попросили нас привезти еще и комедии.

– К слову о фильме «Исәнмесез?». Почему картина Ильдара Ягафарова не смогла выйти в российский прокат, как считаете?

– Федеральные прокатчики не взяли. Это, конечно, большая тема. В этом фильме наша татарская тема. Кому понравится педалирование национальной темы?! Ильдар сам хороший продюсер, сам занимался продвижением фильма. Он пробовал дать в онлайн-кинотеатры. За фильмы российские (русские) они дают по 1-2 миллиона, за татарский фильм почему-то предлагают 100 тысяч рублей. Они сказали, что возьмут за 100 тысяч. Это уж...

– Теперь, значит, смотрим бесплатно.

– Он выложил, чтобы смотрели. Мы тоже выложили «Сумбуль» – 2 млн просмотров. Значит, люди смотрят. На сайте «Татаркино» мы выложили список наших фильмов, которые можно посмотреть в онлайн-режиме – многие заходят, смотрят. Получается, людям нравится смотреть на Ютьюбе. Я сама предпочитаю кинотеатр. Там своя особая атмосфера. Когда смотришь вместе – эмоции другие. А кому-то нравится смотреть дома, сидя на диване…

– Ваш рейтинг по татарским фильмам?

– Я бы назвала «Бибинур», «Күктау». «Мулла» мне очень нравится. «Исәнмесез?». Эта картина мне очень близка своими национальными проблемами. Если начну называть свои, то могу показаться субъективной.

– Какие хотели бы назвать?

– Мне нравится фильм, снятый совместно с Казахстаном, – «Тарлан» (по мотивам рассказа классика татарской литературы Галимджана Ибрагимова “Алмачуар”, – прим. авт.). Нам надо снимать, объединившись с разными народами, странами. Сейчас есть идея снять с Ираном. Они нашу идею одобрили, ждут официального письма от нас. Есть идея сделать вместе с Беларусью. Можно и с Таджикистаном работать. Туркменистан тоже говорит: «Дайте идею, деньги есть». Наши фильмы, которые не берут в прокат в России, может показать тюркский мир. Сейчас у нас 10 фильмов забрала Турция, чтобы показать по телевидению и для проката.

Я считаю, что для развития кинематографии Татарстана нам нужны вот эти три вещи. Первый пункт – работать в сотрудничестве с разными странами и посредством этого Татарстан поднять на международный уровень. Нельзя нам вариться только в своем соку. Второй пункт – обеспечить снятые нами фильмы дубляжем на русский, английский, турецкий и любые другие языки стран, которые хотят купить этот фильм. Для этого должны быть хорошая студия, хорошие переводчики и актеры. Голливуд снимает на английском, и их фильмы смотрят на разных языках по всему миру. Если мы говорим: «У нас есть хорошие фильмы и их не видят», то надо идти вот этим путем. Третий пункт – надо в Татарстане изменить мнение о татарском кино.

– Как это сделать?

– В первую очередь нам нужен фонд. Кто находится ближе, тот получает деньги – так не должно быть. Должен быть один фонд. В Башкортостане этому фонду дают в год 50 млн, в Якутии – 80 миллионов. Для этого нужна кинокомиссия – это облегчает работу.

– В Госсовете Татарстана было заседание по кино. Там было видно, что со стороны дающего, то есть от государства, денег выделяется прилично.

– Если считать вместе, получается много. Если сложить бюджет кинофестиваля, бюджет «Татаркино», полученные кем-то деньги [на съемки фильма], то и 150 миллионов может набраться.

– Если цифра солидная, то и вопрос может возникнуть: «Деньги даем, а где результат?» Это естественно.

– В Москве многие кинокомпании при получении субсидии отказались от 50 миллионов – им этого мало, им надо 100 миллионов. В Москве на 40-50 миллионов кино даже уже не снимают. Для нас это большая сумма.

– Да, а мы радуемся этой сумме…

– Им этого недостаточно. Если посмотреть на бюджеты «Чебурашки» или «Бременских музыкантов» – там фантастические суммы, миллиарды. А мы говорим, почему у нас кино такое. Когда фильм предлагаешь прокату, дистрибьютор спрашивает бюджет. Если скажем, что сняли на 15 миллионов, нам говорят, что такое кино им не надо. Почему блокбастеры идут в кинотеатрах по всему миру? Потому что у них есть бюджет. Есть бюджет – значит, хорошее кино, нет бюджета – значит, сняли плохо – такая логика.

«Я ничего не скрываю и не скрывала. За это могу себе сказать: «Молодец, Айтуганова!»

– Миляуша Лябибовна, задам один непростой для вас вопрос. Хочется поговорить о моменте вашего ухода с телевидения. Остались у вас обиды на кого-то с того времени?

– У меня в целом обид на людей не остается. Я не такой человек, чтобы хранить обиду в себе. Это только навредило бы мне самой. Но есть то, что мне непонятно. Гештальт не закрыт. Мне хочется задать вопрос: «Почему так вышло?»

– А почему не задаете?

– Я еще не готова к этому морально, видимо.

– Разве вы не ушли, выяснив все, расставив все точки над i?

– Нет.

– После ухода с телевидения была депрессия?

– Целый год. Даже не помню, что было в том году, как в тумане.

– Были те, кто хотел помочь, поддержать? Близкие, друзья…

– Близкие всегда поддерживают. А друзей осталось очень мало. Друзей у меня и так было не очень много. Остались совсем пара человек.

– Дало возможность провести «ревизию» тех, кто у вас в окружении?

– Да. Основательно. Знаете, с кем общалась за это время, с кем сохраняла дружеские отношения, ни у кого из них обо мне не осталось негативного мнения. С каждым я могу говорить, глядя прямо в глаза. Я ничего не скрываю и не скрывала. Вот за это я могу сказать себе: «Молодец, Айтуганова».

– Вы бываете на ТНВ?

– Время от времени приглашают на передачи и на ТНВ, и на ГТРК. На канале «Татарстан» очень любят, Фирдус Гималтдинов поддерживает. «Татарстан – Новый век» тоже освещает все наши события.

– А сюда устроиться получилось по какому-нибудь «блату»?

– Нужен был человек Казанскому кинофестивалю. Видимо, Бог указал пути – я попала в этот момент. Встретились с Асгатом Сафаровым, и он мне поручил кинофестиваль.

– То есть не подключали свои каналы, чтобы найти должность?

– Я не делала этого. У меня же была работа. Я была завкафедрой в институте культуры. После того как ушла с телевидения, устроилась на ставку заведующей кафедрой.

– Раз у вас и здесь была любимая работа, может быть, удалось бы обойтись и без депрессии.

– Знаешь, телевидение было моей настоящей, сильной любовью. До него моей первой любовью было радио. На телевидении я работала с огромной любовью к тому, что делаю, я отдавала всю себя. Мои душа и тело остались там. Я даже не поняла, как так получилось… Как может так получиться? Я же человек, который мечтал работать там всю жизнь. Миссия была такая – сделать национальное телевидение. И тут – «бабах!»... И в тот момент начали звонить люди, которых давно не видела. Успокаивала себя с помощью йоги. Это мне очень помогло, мой мастер вывел меня из тяжелого состояния. Все негативные эмоции в организме остаются блоком, если от них не избавиться, превращаются в болезнь. Поэтому надо это вовремя остановить.

– Миляуша Лябибовна, мы с вами уже хорошо знаем, что не будет «одного сплошного телевидения», как было сказано в одном известном фильме, что эти времена уже остались позади. Значит, ваш уход можно воспринимать и как «побег с тонущего корабля», как считаете?

– Я не хочу это комментировать. Не обсуждать чужое, а спокойно делать свое, осуществлять поставленные перед собой планы – вот тогда я была бы счастливым человеком. Я и так счастливый человек. Потому что я целиком погружена в творчество, этим живу.

– Вы хорошо чувствуете себя в среде артистов эстрады, дружите со многими из них…

– Да, мы общаемся, у нас дружеские отношения.

– Мне кажется, они… не создают впечатления глубоко думающих людей. Во всяком случае, среди них таких, чтобы поговорить на серьезные темы, немного. А вы образованная, умная женщина…

– Среди них тоже есть разные. Это у вас ошибочное мнение. Сказать, что они не особо умные, – это, получается, ставить себя выше них. Так нельзя. Конечно, у каждого есть свой потолок. Человек не может больше этого. Но те люди, с кем я общаюсь, готовы расти, развиваться.

– Эстрадную музыку, то есть их творчество, вы любите, верно?

– Между общением и любовью к творчеству знак равенства ставить не могу.

– Посещая эстрадный концерт, вы получаете удовольствие?

– Я хожу на такие концерты. На некоторых действительно получаю удовольствие, а на некоторых – нет. Почему хожу – я наблюдаю за тем, как и насколько человек развивается, куда он двигается. Для меня это анализ. В отношении татарской эстрады ведь тоже нет научной работы. Не делают.

Этот мой интерес к эстраде остался еще с времен телевидения, когда выбирала – «вот это надо снять, хорошо для фонда». Премьеры спектаклей тоже не пропускаю. Татарские театры, русские театры, опера – все смотрю.

– А вы верите в развитие эстрады? Может ли этому способствовать, например, фестиваль «Узгэреш жиле»? Или развивать эстраду даже не надо, народу и так нравится?

– Людям нравится и так. Иначе не ходили бы полными залами. У каждого артиста есть своя аудитория. Фамилии называть не стану. Но есть одно но: чем больше интеллектуально насыщенных, наполненных смыслом программ, тем больше шансов, что аудитория будет развиваться. Отдать сцену банкету – это не очень хорошо. Но он уже на сцене. Сцена – место святое, и как это вернуть в сознание людей? Сцена дана для того, чтобы воспитывать. У тех, кто на сцене, есть большая возможность работать с людьми и развивать людей. Это большая ответственность. Многие этого не понимают, не хватает интеллекта.

– Да, эстраде не хватает интеллекта.

– Это уже идет из семьи. Но это не только передается по крови, но и поддается воспитанию. Сегодня на татарской эстраде есть и альтернативные команды, они тоже работают со своей аудиторией. Я и на них хожу. Будущее за ними. Они тяготеют к общемировой музыке, и музыкальные принципы у них тоже другие. У них нет примитивного. У них как к музыке, так и к текстам другое отношение. Нельзя полностью уходить в это направление, но и оставаться просто с баяном тоже нельзя.

– На «Үзгәреш җиле» тоже ходите?

– Хожу. Смотрю первое отделение и ухожу. Долго терпеть не могу. Потому что там одни и те же люди. Цель же была другая. А там собралась одна компания, и… С одними и теми же людьми неинтересно. Чтобы развивать, надо изменить механизм.

«Мои дети не хотят афишировать, что их мама – Айтуганова»

– Миляуша Лябибовна, у вашей активности в соцсетях есть какая-то задача? Это же не просто желание показать себя.

– Есть понятие «личный бренд». Бренд компании зачастую исходит от личного бренда руководителя – если работает личный бренд, то и бренд компании будет расти. Эти две вещи никак нельзя разделять. Свою личную жизнь я показываю очень редко. Но именно эти посты собирают много лайков. Люди почему-то интересуются личной жизнью человека…

– Почему-то… Разве не знаете, почему?

– Я как-то сравнивала. Например, ставлю фото о премьере или что-то из области кино, а на другой день фотографию с дочерью. Если посмотреть реакцию на эти две фотографии, то разница очень большая.

– Вы хорошо знаете, что это естественно.

– Конечно, естественно. Это и надо людям. Поэтому я ставлю изредка посты о личной жизни – пусть люди остаются на моем аккаунте, заодно увидят посты о кино. Это уже небольшая хитрость.

– О вашей личной жизни не будете рассказывать, верно?

– Не буду.

– Хвалиться сыном и дочерью тоже не станете? Они в Казани?

– Сын в Казани, дочь в Питере. Тимур играет на гитаре в группе GAUGA. Аранжировщик. В социальных сетях я его особо не показываю. Мои дети такие, они не особо хотят рассказывать, что их мама – Айтуганова. Потому что хотят сами найти свое место в этой жизни. Оказывается, дети известных людей живут в таком комплексе. Я с ними согласилась – пусть живут по-своему. Если дочка найдет себя в Санкт-Петербурге – очень хорошо. Пусть там будет счастлива!

– Спасибо, Миляуша Лябибовна! Это интервью получилось довольно коротким. На первый раз здесь пока остановимся. До следующих встреч!

Рузиля Мухаметова, intertat.tatar; перевод с татарского