«Казань была разменной картой в геополитической игре»

«Даже не думал, что могу заняться журналистикой, история – моя любовь»

– Сергей Николаевич, с чем изначально был связан ваш интерес к истории? И к истории Казанского ханства в частности?

– Историей я начал интересоваться с детства, в школе. Моим учителем истории была Ирина Владимировна Спасская, орденоносец, она внесла большой вклад. В старших классах она уже посылала меня читать доклады по истории в более старшие классы. И потом на истфаке КГУ некоторые преподаватели уходили с семинаров, оставляя меня вести занятие в своей группе, что я делал с удовольствием.  

Вообще после школы я два раза пытался поступить на исторический факультет университета – не получилось. Ушел служить в армию и лишь по возвращении, через рабфак, поступил в КГУ. Интересовался разными темами, но стал специализироваться на кафедре истории СССР досоветского периода, которую возглавлял Миркасым Абдулахатович Усманов. И под конец обучения он настроил меня на тему Казанского ханства. Моя малая родина – Кощаково (село в Пестречинском районе Татарстана, – прим. Т-и), я и не знал, кто такой Кощак. Оказалось, что это друг Сююмбике, крымский улан. Потом я посмотрел по карте, таких именных селений, которые рассказывают историю нашего региона, много – Кульсеитово, Шигалеево. 

И с пятого курса я начал основательно заниматься тематикой Казанского ханства, собирать материалы. Диплом у меня был по источникам по истории московско-казанских отношений. Сложные отношения, хотя и меньше ста лет, но след остался большой. 

– А кто вы по национальности, если не секрет?

– Русский.

– Почему в свое время решили уйти из науки и преподавательской деятельности в журналистику?

– Чисто случайно и, можно сказать, из-за Сююмбике. Я и не думал, что могу заняться журналистикой, история – моя любовь. Я тогда уже сдавал кандидатский минимум, усиленно преподавал, выучил фразу для семинаров на татфаке, который выделился из истфака, чтобы ударить по столу и сказать жестко: «Кычкырма» («Не кричи» (тат.), – прим. Т-и). 

Но в 1992 году прочитал статью Рафаэля Мустафина в «Вечерней Казани» о Сююмбике, и там настолько все было намешано – и сплетни, и сказки, что я не выдержал и написал статью в «Вечерку». Они не ответили, тогда я обратился к знакомому журналисту Юре Николаеву, и спустя два дня статья вышла в газете «Известия Татарстана». После этого пошли письма в газету, меня попросили на них ответить, и так потихоньку втянулся. Еще на рукописи диплома есть ремарка Усманова – он написал, что в моей работе чувствуется увлечение журналистикой. Да и когда читал газеты, как-то автоматически между строк приписывал свои замечания.

В редакции выяснили мою сферу интересов, начали отправлять в командировки, и я вовлекся. Параллельно преподавал, но рано или поздно эти процессы должны были разминуться, потому что журналистика – дело круглосуточное. Пару раз я срывал семинары, после чего весной 1994 года меня вызвал Усманов и поставил перед выбором. Я выбрал журналистику и не жалею об этом, хотя в сердце моем всегда была история.

Потом в редакции поняли, что мне очень интересен спорт, и направили меня в этом направлении. Так и работаю спортивным журналистом уже в третьей по счету редакции, сейчас в «Татар-информе».

«Восточных источников практически не было, 99% информации брал из русских летописей»

– Почему ваша книга, написанная 30 лет назад, была опубликована только сейчас?

– Я закончил ее где-то в начале 90-х годов. Принес рукопись Миркасыму Абдулахатовичу, он тогда был проректором КГУ. Он хотел что-то добавить, потому что ему было доступно гораздо больше информации, например турецкие архивы.

В начале 2000-х вдруг вспомнил про свою работу, сел за компьютер и напечатал. Отнес в Татарское книжное издательство, на книгу написал аннотацию тогдашний глава Института истории АН РТ, советник Минтимера Шаймиева Рафаэль Хакимов. Но в издательстве не стали публиковать рукопись. Были еще попытки издать ее через несколько лет, когда я снова обратился к университетским друзьям, даже договор как-то подписал, но так ничего и не вышло. Летом 2017 года в «Татар-информе» вышел журнальный вариант книги, он был неплохо встречен.

Года два назад я связался с еще одним университетским другом Искандером Гилязовым – мы вместе работали у Усманова. Он известный ученый, директор Института татарской энциклопедии и регионоведения АН РТ. Он посмотрел текст, ему понравилось, он связался с издательством, и через год книга вышла. С меня не взяли ни копейки, наоборот, даже гонорар выплатили в размере средней пенсии. Я им очень благодарен за это.

В общем, история книги не проста, как и у ее героев.   

– В работе вы использовали внушительную источниковую базу. Сколько времени вам понадобилось на сбор всей информации и на всю работу в общем?

– В 90-х годах я еще делал книжные обзоры. Пользуясь командировками, часто выбирался в Москву где набирал книги редкие, сейчас у меня есть экземпляры, которых нет даже в библиотеке Лобачевского университета. И будучи студентом я прочесал все 24 московских букиниста и 18 ленинградских. Тогда я уже собрал часть источников. Никакого четкого срока и задач не было.

Я работал в ЦГАДА (Центральный государственный архив древних актов, ныне Российский, РГАДА). По той же описи Царского архива 1614 года значились казанские посольские книги, но, увы, после череды пожаров ни одна из них не сохранилась. Поскольку восточных источников практически не было, то 99% информации я брал из русских летописей, ногайских и крымских посольских книг, а также польских и литовских посольских книг. 

Крымские источники были особенно важны, потому что Казань была одним из самых важных звеньев в отношения между Крымом и Москвой. Нет никаких данных о том, что в Казанском ханстве были архивы, хотя отдельные ярлыки ханов сохранились, значит, такой архив в Казани был. 

А книгу я написал за несколько месяцев.

«В XVI веке тот, кто владел Волгой, имел огромные преимущества»

– В ходе работы над ней у вас наверняка сформировалась определенная «картинка» Казанского ханства. Что вы думаете об этом государстве? В чем была его специализация среди других государств-наследников Золотой Орды? И почему оно погибло – объективные, субъективные причины.

– Во-первых, это было многонациональное государство. Во-вторых, оно занимало стратегическое геополитическое положение – Среднее Поволжье и было промежуточным звеном между Востоком и Западом. В XVI веке тот, кто владел Волгой, имел огромные преимущества – торгово-экономические и военные. Поэтому рано или поздно спор соседей должен был решиться в чью-то пользу. А как он разрешился, мы все знаем, хотя это было запрограммировано изначально. Тут и разные экономические составляющие, и военные потенциалы, и сложный национальный состав Казанского ханства. Луговые и горные черемисы (марийцы) были вынуждены существовать в какой-то пограничной борьбе с переменным успехом. Особенно те, кто жил на границе Московии и ханства, – им можно было только посочувствовать: шли, жгли, убивали, уводили в рабство в ту и другую сторону… Одним из важных элементов экономики Казанского ханства была работорговля, людей продавали и в Крым, и в Среднюю Азию, и т.д. Правда, в летописях говорится, что в Казани было 100 тысяч рабов, но этого не может быть, так как в городе, когда его брало войско Ивана Грозного, проживало около 30 тысяч человек. Рано или поздно это противоборство должно было закончиться, оно и закончилось в пользу сильнейшего.

Это была просто геополитика, не связанная с амбициями каких-то людей. В стратегии Казанского ханства одним из минусов было то, что они были вынуждены считаться с мнением ногаев, Крыма и Турции, Москвы. Турция еще в первой четверти XV века сделала Крым своим вассалом, и с тех пор ханов там сажали по своему усмотрению. Казань была разменной картой в большой стратегической геополитической игре, а карты рано или поздно выходят из игры.

Я считаю, Казанское ханство было естественным продолжением Булгарского ханства, потому что основа населения была та же – булгары, кипчаки.

Такое «служебное звено» сыграло негативную роль, потому что изначально был единый национальный фрагмент, который потом разделился. Так получалось, что разные партии выигрывали – то московская партия сажала на казанский престол Мухаммед-Амина, то выигрывала крымская партия и сажала Сафа-Гирея и Сахиб Гирея, то ногайская – Сююмбике была дочерью влиятельного ногайского князя Юсуфа.

«Ханша Нур-Султан – мой герой»

– Какой сюжет или персонаж истории Казанского ханства вам наиболее интересен и дорог? 

– Из Сююмбике сделали картинку-легенду, многие до сих пор считают, что для нее и построили башню, с которой она сбросилась. Но, конечно, от ханской Казани практически ничего не осталось. Там из каменных зданий был ханский дворец, соборная мечеть и, может, пара домов. А все, что есть сейчас, строилось с начала XVII века, включая эту башню Сююмбике.

Мне дорога и очень интересна Нур-Султан – ханша, о которой известно даже больше, чем о Сююмбике. Она была вдовой хана Халиля, потом по праву левирата, когда вдова автоматически переходит в жены брата покойного мужа, вышла замуж за хана Ибрагима, и его она пережила. После этого отправилась в Крым, где вышла замуж за очень мудрого хана Менгли-Герея. Оба ее сына были от Халила и оба были казанскими ханами: Мухаммед-Амин и Абдул-Латиф. Оба с тяжелыми судьбами. 

И на фоне всего этого я наблюдал редчайший случай в исторических документах – чисто человеческие, материнские чувства. Она постоянно писала Ивану III, просила за сына, из-за чего некоторые исследователи, а больше писатели, решили, что у нее был роман с московским великим князем.

Она мой герой. Очень мудрая женщина, еще пишут, что красивая.

– Расскажите чуть подробнее о Миркасыме Усманове. Каким вы его запомнили, что выделяло его среди других историков? 

– Когда я поступил на исторический факультет, Усманова там еще не было, но когда он пришел, то заметил мой интерес к Казанскому ханству, и он его усилил. Я уже знал тогда, кто он такой, у меня были его книги. 

Он очень сильный, разносторонний ученый – и филолог, и историк. Главной его особенностью была строгость. Он был очень строгим, даже не по-татарски педантичным, но всегда справедливым, редко улыбался. Потом он стал одним из создателей факультета татарской истории, филологии и восточных языков, и меня туда привлек. Благодарен ему за то, что он гонял нас, молодых преподавателей.

– Можете вспомнить пару эпизодов, которые характеризуют его как человека и ученого?

– Был у меня спецкурс по татарской культуре периода капитализма, я писал там татарские имена и названия с русской транскрипцией, чем доводил его до смеха. После чего он сам выписывал мне все транскрипции.

Ну и когда Усманов поставил передо мной выбор: либо оставайся здесь, либо уходи в свою журналистику, он популярно мне объяснил, как много я теряю, считал, что я совершаю ошибку, выбирая журналистику. Мы тогда громко поговорили. Но, тем не менее, я не считал и не считаю свой выбор ошибкой. Не жалею.

Наргиза Амруллаева, milliard.tatar