Профессор Хуснутдинов: «Вузам дают молодежь, прямо скажем, отчасти на передержку»

«Надо учиться минимум пять лет, а еще лучше — пять с половиной»

Исмагил Шакирович, Владимир Путин заявил о том, что России необходимо вернуться к традиционной для нее системе: обучать специалистов от четырех до шести лет. Насколько я знаю, сначала у нас была пятилетка — специалитет, затем мы перешли на двухступенчатую систему: четыре года — бакалавриат и два года — магистратура. Как вы восприняли эту новость?

Честно говоря, я не стал глубоко вникать в эти инициативы. По одной простой причине: можно хорошо обучить людей и на бакалавриате, и в магистратуре, и в специалитете. На самом деле, это не принципиально.

Хотя, конечно, бакалавриат коротковат для нормальной подготовки специалистов. Это слишком сжато, недостаточно по времени. Надо учиться минимум пять лет, еще лучше — пять с половиной. А по некоторым специальностям и шесть лет грызть гранит науки не вредно. Допустим, в медицине, где студенты постигают очень сложные вещи. В советское время некоторым инженерным специальностям учили пять с половиной лет без всякой магистратуры.

Но речь идет не просто об отказе от бакалавриата и магистрата — от Болонской системы образования в целом.

Опять-таки, не имеет значения, какая система. Они все рабочие.

То есть все неплохо зарекомендовали себя?

Да. Поэтому проблема не в том, в какой из них мы находимся, а в том, что у нас система высшего образования выполняет не свои функции. Свои задачи она как раз выполняет посредственно.

«В Советском Союзе была конкуренция на вакантное место аспиранта»

О каких функциях вы говорите?

В Советском Союзе для высшей школы главными были три вещи: готовить специалистов, вести научную работу и в третью очередь — заниматься воспитанием. Именно так была построена работа. Примерно так же действуют вузы в развитых странах. То есть главное — это учеба и наука, все остальное потом.

А сейчас высшие учебные заведения в нашей стране выполняют вообще непонятно какую роль. Кажется, в 2008 году возникла идея о том, что институты, университеты и академии должны нести социальную функцию — удерживать и занимать молодежь. И объем приема на бюджетные места резко увеличился практически при том же финансировании.

Что получилось в итоге?

Финансирование на душу студента у нас крайне недостаточное. Оно не то что меньше, чем в других развитых странах, — в разы, если не в десятки раз, меньше. Это выливается в низкие зарплаты сотрудников вуза и отвратительное материальное обеспечение. Конечно, если сравнить зарплату профессора и продавца-кассира в «Пятерочке», у профессора она больше. Но это совершенно разная работа и разные требования к ней.

К чему это приводит?

В результате падает мотивация работающих преподавателей. И самое страшное, что в вузах не оседает талантливая молодежь. Она просто уходит в другие сферы. Оставить в аспирантуре одаренных людей стало большой проблемой.

Коллеги в кулуарных разговорах это подтверждают. Есть талантливые ребята, круглые отличники, они могут идти дальше в науку, но просто не хотят: бывает, предлагаешь по три-четыре раза — отказываются.

Некоторые, конечно, рвутся в аспирантуру, но по совсем другим мотивам: кого-то там прячут от армии, у кого-то просто нет работы, что-то еще. Это тянет за собой в последующем отсев аспирантов. Для вуза это зря потерянные деньги и снижение показателей.

То есть тех, кого можно оставить в аспирантуре, кто стремится к научной работе, к сожалению, в последнее время все меньше. Это вообще неправильный термин – «оставить». В нормальных сообществах на эти позиции есть конкуренция.

И у нас она прежде была?

Я прекрасно помню, что в СССР всегда было несколько претендентов на вакантное место аспиранта, не говоря уже о месте преподавателя. Было редчайшим случаем, чтобы человек со студенческой скамьи становился преподавателем. Стать аспирантом было очень хорошо, просто инженером на кафедре — тоже неплохо.

Сейчас этого нет. Люди заканчивают высшую школу и в большинстве своем не видят себя в вузовской среде. Как следствие, из-за снижения мотивации и отсутствия конкуренции у нас падает качество преподавателей, а также становится слабее, если можно так выразиться, подпор талантливыми людьми.

Не могу не затронуть еще один острый вопрос: отбор руководящих кадров для системы высшего образования.

А их сейчас выбирают или назначают?

Все скандалы с руководителями вузов, я имею в виду уголовные дела в отношении двух подряд ректоров КНИТУ-КХТИ и Казанского федерального университета и ряда других учебных заведений России, — это следствие политики назначения ректоров в нашей стране с помощью административного ресурса. На эти должности продвигаются люди, которые не понимают саму специфику работы высших учебных заведений и механизмов развития высшего образования, люди, которые не показали в этой сфере никаких значимых результатов и достижений.

Это разлагает высшую школу изнутри. История показывает, что все успешные ректоры вузов выросли как руководители внутри них и были признаны как формальные и неформальные лидеры.

«Сейчас жестко: отчислил студента – потерял деньги»

Все, о чем мы говорили, вряд ли способствует качественному образованию.

И ситуация в стране — в том числе. Вузам дают молодежь, прямо скажем, отчасти на передержку. Окончил парень школу — техникума нет, работы — тоже. Перед ним маячит две перспективы: пойти в армию либо болтаться по улицам. Фактически все высшие учебные заведения в Казани за последние 20-30 лет в несколько раз увеличили численность студентов.

У КНИТУ-КХТИ в лучшие годы, когда он был ведущим вузом Советского Союза, было 7 тысяч студентов. Сейчас их численность перевалила за 25 тысяч. При этом в застойные годы Казанский химико-технологический институт работал на весь Советский Союз. Как минимум треть обучающихся были из других республик. А сейчас мы фактически работаем только на Российскую Федерацию, чуть-чуть на иностранные государства и ограниченное число регионов бывшего СССР.

С другой стороны, чем плохо, если у молодых людей появляется больше шансов получить высшее образование?

В целом это замечательно — это один из социальных лифтов в жизни человека. Но тогда должны возрасти и затраты общества или семьи. С увеличением количества бюджетных мест снижается конкуренция за это место, а также качество самого студента. Для поступающих это хорошо: им легче пройти горнило приема. Сейчас количество бюджетных мест иногда превышает число выпускников школ в регионах. Хорошо ли это для общества — очень дискуссионный вопрос.

Но дело не в избытке выпускников с высшим образованием. Главная проблема заключается в качестве подготовки. Для нашей высшей школы характерен еще и такой момент: вузам ставят условия, которые стимулируют их держать студентов любой ценой. Отмечу, что сложность обучения и требования к обучающимся в институтах в развитых странах стабильно высокие, что благоприятно сказывается на всем обществе.

Насколько я помню, в советское время и ранние перестроечные годы не держались за студента из последних сил. Не можешь учиться — извини. Это не сказывалось на финансовом состоянии вуза. Сейчас жестко: отчислил студента — потерял деньги.

Поэтому отчислять ни за что не хотят?

Да. Студент понимает, что за пару долгов его не попросят на выход. Более того, администрация будет устраивать бесконечные переэкзаменовки, лишь бы вытянуть неуспевающих. Одни дети моих знакомых учатся в европейском медуниверситете, другие по этому же направлению — в США. Независимо от стоимости обучения, гражданства студента, за деньги учишься или бесплатно, подход один: не можешь учиться, будь добр — уйди.

У нас ненужный избыточный прием в вузы приводит к уродливым формам. Я устал выступать на ученых советах своего родного факультета и института. У нас были и есть группы магистров из 20 человек, из которых в течение двух лет на занятия ходят трое-пятеро. На это жалуюсь и я, и другие преподаватели.

«Мы погрязли в любой работе, но только не в преподавании»

Как эти прогульщики потом решают вопросы со сдачей?

Мне приходится перед началом лекции просить старосту дать список группы и отмечать в нем тех, кто чаще всего присутствует, — реальные «живые» люди — и тех, кто учебу игнорирует. В этом году собралась хорошая группа. В ней только один студент, который не бывает на занятиях и вообще живет в другом городе. А в предыдущие несколько лет из двух десятков обучающихся пять человек ходили на лекции, а остальных 15 я в аудитории не видел.

Это характерно для многих вузов с повышенным приемом магистров. Мы с этим столкнулись еще лет 7-10 назад, а московские вузы и того раньше — 10-12 лет назад. Они уже тогда бегали за магистрами.

А что касается мотивации преподавателей, замечу на личном опыте. Если в поздние застойные годы старшие коллеги и руководители поощряли меня как начинающего ассистента быть строгим и требовательным преподавателем, то сейчас такой преподаватель — это головная боль для деканата. Через него тяжело пройти нерадивым студентам, он снижает успеваемость на факультете. То есть портит общую благостную картину.

Когда все эти пазлы складываются, у меня возникает полное ощущение, что в нашей стране высшее образование не ценится. Это видно из доли финансирования, которая выделяется на эту сферу из бюджета страны, отношения к преподавательскому труду.

На ваш взгляд, он недооценен?

Сейчас я и мои коллеги задавлены бюрократической нагрузкой, бумажной работой — чем угодно. Мы погрязли в любой другой работе, но только не в преподавании. Плюс относительно невысокие зарплаты и низкая мотивация студентов. Все вместе это приводит к тому, что мы потихонечку входим в пике. Плохо готовим студентов, возникает слабая подпитка кадров. Спасает только то, что всегда есть талантливые ребята, которые за счет своего трудолюбия и природного ума вытягивают систему. Кстати, их процент всегда примерно одинаков. Но такие студенты в любой системе будут хорошо подготовлены. Они прекрасно обучатся и в Нигерии, получат великолепные знания в Узбекистане... И в России приобретут достойный багаж знаний. Но все это — за счет своих личных качеств. А мы все-таки должны работать на общую массу студентов, а не ориентироваться только на личности.

«Я всегда говорю студентам: “Мы вас обманываем. Мы вас недоучиваем”»

Как российское образование сейчас выглядит на общем фоне?

К сожалению, мы отстаем от мировой тенденции. А она очень простая: высокомотивированные студенты и преподаватели, высокая учебная нагрузка, отбор студентов при приеме и их селекция во время обучения. Если процесс обучения складывается из этих вещей, то на выходе из 100 поступивших молодых людей получается 75-50 хороших специалистов. Но я всегда говорю своим студентам: «Мы вас обманываем. Мы вас недоучиваем».

Что вы имеете в виду?

Есть такой базовый для нефтяников предмет, как «Химия нефти». Эти элементарные вещи они должны знать. Когда я был студентом, мы слушали «Химию нефти» два семестра: итого 64-68 часов. Лекции нам читал профессор Ирик Нурмухаметович Дияров, а это был очень грамотный специалист. Более того, он автор учебников по этому предмету.

Сейчас я читаю 9 лекций по 2 часа, то есть 18 часов. В арифметике мы проигрываем в 4 раза. И это без учета проигрыша в лабораторной и семинарской нагрузке, что приводит к проигрышу примерно в 5-6 раз. А есть еще внутреннее содержание. Ну, например, «Химию нефти» нам преподавали уже на 4 курсе: у меня за плечами было три года обучения. А сейчас ко мне приходят студенты второго курса, которые проучились всего полтора года.

То есть они на этом этапе «Химию нефти» могут и не осилить?

Студентам тяжело, и мне приходится упрощать курс. Бывало, что они мне говорили: «Исмагил Шакирович, мы не понимаем. Что это за термин?» Хотя, к примеру, студентам 4 курса эти термины давно известны. И вишенка на торте: несколько лет данный курс не заканчивался экзаменом.

Плюс есть такой показатель, как аудиторная нагрузка, о котором никто широко не говорит: это то время, что студент работает с преподавателем в аудитории.

Аудиторная нагрузка у студента может быть 36 часов в неделю, а может быть и 24 часа. Можно учебный план оставить тем же самым, но аудиторную нагрузку заменить самостоятельной работой с предметом. Это делается для того, чтобы сэкономить на часах с преподавателем. В итоге студент вроде бы прошел все, что положено, но из них реально с преподавателем он проработал в 1,5 раза меньше, чем опять-таки в Советском Союзе или в развитых странах.

С одной стороны, это явный плюс, а с другой — жирный минус?

Да. Мы вроде бы экономим на заработной плате преподавателя, но проигрываем в знаниях. Я с этим особенно столкнулся последние 5-6 лет. Приходят ко мне студенты сдавать практику или курсовой проект. Начинаю задавать им вопросы и понимаю, что зря их мучаю: они этого не проходили. То есть то, что в молодых людей вкладывали к этому периоду обучения в советское время, мы сейчас дать уже не можем: из-за многих причин, о которых я рассказал.

Я могу подготовить хорошо одного-двух студентов, которые сами этого хотят и буквально выдергивают из меня знания. Я буду ими заниматься в свое личное свободное время. В рабочее время я этого сделать не могу. И не только из-за того, что не хочу. Это же коллективная работа. Начинает преподаватель высшей математики на первом курсе, заканчивает преподаватель специалитета на последнем.

Есть такой момент — то, что мы недодали студенту, он, будучи талантливым человеком, возьмет в производстве. Но не все смогут взять. Как следствие — накапливаются ошибки в том же самом производстве, управлении, медицине... Соответственно, это снижает качество нашего общества.

Я рассказал вам о ситуации на примере технического вуза. А КНИТУ-КХТИ — неплохой университет в общероссийском масштабе. Наши студенты выигрывают олимпиады и занимают ведущие позиции на производстве. Но это в равной степени применимо и к медицинскому университету, и к любому другому. Это общие проблемы.

Различие только в нюансах?

Да. Мои коллеги, которые входили в Государственную экзаменационную комиссию (ГЭК) в разных вузах, рассказывают примерно то же самое. Но если со специалистом-нефтяником вы в своей жизни вряд ли столкнетесь, то встречи со стоматологом вряд ли кто может избежать. Если общество не будет поднимать эти вопросы и решать их, мы продолжим сползать вниз и отставать от ведущих стран мира.

«Систему высшего образования надо сравнивать не с СССР – надо соревноваться с ведущими университетами мира»

Среди студентов есть беспокойство в связи с заявлениями о возврате к специалитету? Например, среди тех, кто должен стать бакалавром?

Когда вы приходите к врачу, вы не знаете, как он вас лечит. Студенты тоже не знают, как мы их учим. Я как преподаватель знаю, что дал тому или иному молодому человеку и что в него не вложил, что я требовал с него, а что — с других студентов. То есть я знаю, какая между ними разница. А самому студенту остается одно: честно учить предмет.

Так как у молодежи гибкое мышление, она приспосабливается к разным требованиям. Если перед ней ставят высокую планку, например в Массачусетском университете, – будет тянуться к ней. А если попадает в какой-то третьесортный вуз, будет адаптироваться под его требования. Большинство из тех, кто к этому способен, могут учиться и там, и там. Но мы сейчас гонимся за массовостью для того, чтобы просто-напросто удержать студентов в вузах.

Вы предлагаете вернуться в СССР?

В Советский Союз вернуться невозможно и не надо: там была другая система. Но моих однокурсников, которые пропускали хотя бы треть занятий, уже начинали отчислять. Не из-за пропусков, а по причине того, что из-за отсутствия на большом количестве занятий они не смогли сдать зачеты. Сейчас такого нет.

И что же делать?

Надо прямо говорить, что у нас есть проблемы. С этого надо начинать. В первую очередь, нужно провести анализ того, что мы имеем, на каком месте находимся. И нашу систему высшего образования надо сравнивать не с СССР и развивающимися странами — надо соревноваться с ведущими университетами мира.

Когда болевые точки обнажатся, нужно искать пути их решения. А менять одного ректора или министра на другого, тасовать между собой факультеты и кафедры, объединять, разъединять — все это не сказывается на общем качестве образования и только отвлекает преподавателей от их прямой работы.