Инна Яркова: «Почему убираем «Анну Каренину»? Спектаклям нужно уходить на пике»

«Можно мы сейчас вернемся и выскажем вам все негодование, которое испытали?»

– Инна, вы работаете в сфере современного искусства и, в частности, альтернативного театра, смысл которого, зачастую, в отходе от правил и канонов. Как вы считаете, насколько важно профессиональное образование для тех, кто делает современный театр?

– Когда мы открывали «Угол»: собирали команду, приглашали художников, режиссеров, постановочные команды, мы поняли, что большинство наших участников не имеют профессионального театрального образования. Дизайнер становился художником спектакля, художник становился режиссером, литератор — драматургом.

Мне кажется, это важная история, когда театр становится более демократичным, пробует работать с новым контекстом, устанавливает новые конвенции. В этом случае участие нетеатральных людей расширяет его границы и возможности, делает его более доступным с точки зрения производства и не таким далеким от обычного человека. Другое дело, когда работаешь с большой сценой, где зал на тысячу мест, и есть определенные законы работы с артистами, с пространством, со светом. Тут, конечно, сложно представить человека без профессионального образования.

– Есть у современного и классического театра схожие стороны?

– Когда я слышу «классический театр», мне хочется ответить, что мы занимаемся классическим театром, но я понимаю, что люди воспринимают это иначе. Я считаю, что за столько лет в театре все уже показали, и мы просто переосмысляем это с точки зрения современного человека. С большим академическим театром мы совпадаем во внимании к актеру, с правильной организацией репетиций, где будет всем комфортно.

– Поначалу к площадке MOÑ присматривались. Было мнение, что не нужно трогать пространство библиотеки. Цитата из театрального критика Нияза Игламова: «Мне правда хочется, чтобы … те постановки, которые станут делать «Живой город» и «Алиф», не наносили репутационный урон библиотеке. Я прекрасно отношусь к Инне и Туфану [Имамутдинову], но поисковый театр, которым они занимаются, предполагает выход за территорию конвенций. А библиотека все-таки более конвенциональна».

– Тут тоже интересный момент. На самом деле, мы не искали пространство для MOÑ. Когда архитекторы проектировали библиотеку в этом здании, они уже запланировали многофункциональное пространство. И на этом месте в проекте был квадратный Black Box. Изначально не было никакого плана нарушать конвенции. Это скорее архитекторы сразу ее нарушили, а мы выступали пособниками.

Конечно, все новое всегда ставится под сомнение. Я думаю, так и должно быть. Мы тоже вступали на территорию нового и тоже сомневались. Другое дело, если это жизнеспособная идея, если все в нее верят, и потом она оправдывает свое существование. Так получилось с нами: за три года библиотека стала многофункциональным пространством. Тут есть и галерейное пространство, и книжный магазин, и кофейня, и звукозаписывающая студия, и театр. Многие, кто приходит на спектакль, потом идут в библиотеку, и наоборот. И в этом смысле возникает правильный и грамотный синтез.

– Когда вы только начали заниматься альтернативным театром, насколько это было востребовано?

– Я была студенткой театрального училища, в 2011 году в Казани проводили фестиваль «Территория». Это был фестиваль нового, современного театра с достаточно радикальными вещами. Как раз там стало понятно, что у зрителей есть большой запрос на неклассические формы спектаклей. На том этапе мы с Дианой Сафаровой и Артемом Силкиным только-только начали делать совместные проекты, и они были связаны с кино. Нам было интересно все, что нарушает какие бы то ни было конвенции, все, что исследует и расширяет. Так в 2013-м появился фонд «Живой город» и в 2015 году появился «Угол». Это был ответ на запрос постоянной площадки с альтернативными формами спектаклей.

Безусловно, не всегда было гладко. Были те, кто не принимал нас, хотя потом они же становились нашими самыми преданными зрителями. У нас был случай, когда мы выпустили спектакль «Карина и Дрон», зрители ушли после премьеры, дошли до метро, потом звонят и говорят, «Слушайте, можно мы сейчас вернемся и выскажем вам все негодование, которое испытали?» Они вернулись, мы поговорили, обсудили. Сейчас вспоминаем эту историю со смехом. Для них путь в альтернативные формы театра начался так.

– На какого зрителя работают такие театры?

– «Угол» сейчас очень про молодую аудиторию. Там работает много студентов и зрители тоже этого возраста. Молодым всегда интереснее смотреть на молодых. Это очень классно, потому что у них другой язык, другие ценности, другой вайб.

«Особняк Демидова» для более взрослой аудитории, открытой к новому. Здесь с одной стороны, работа с классическим материалом, но при этом возможность иначе на него взглянуть, поход в Особняк — это своеобразный альтернативный способ досуга. Зрители готовы воспринимать театр не только как сцену и зрительный зал, но и погружаться в него, находиться рядом с героями.

MOÑ – это среда, в которую приходят и молодые, и взрослые люди. Наверное, это зритель, который не боится нового, не боится оказаться в ситуации непонимания. Зритель, у которого есть вопросы, и он готов их задавать, он приходит в театр не только отдыхать.

– Сейчас можно наблюдать бум альтернативного театра, по крайней мере, среди молодежи. Как вы считаете, не вытеснит ли альтернативный театр классический через несколько лет?

– Нет. Наша задача в том, чтобы было многообразие, чтобы был и традиционный, и современный театр. Ничто не отрицает друг друга, а только обогащает и расширяет.

– В MOÑ был спектакль «Чын татар». Какую реакцию он вызвал за пределами Татарстана?

– Когда были гастроли в Москве, зрителю столичного города моментами было сложно понять, почему мы поднимаем вопросы национальной идентичности, языка. Они воспринимают спектакль через призму своего опыта. Когда приходят татары, например в той же Москве, они, наоборот, относятся к нему трепетно.

– То есть такие спектакли понятны только локальному зрителю?

– Для них (не локальных зрителей, – прим. авт.) это возможность увидеть, как сложно устроена другая культура. А мы рассматриваем какие-то вопросы изнутри ситуации. Это просто разный угол восприятия спектакля теми, кто вне и внутри ситуации.

«Горожане выступают донорами информации»

– Одна из целей MOÑ — работа с горожанами. Как вы с ними взаимодействуете, как проходит работа?

– Есть разные формы работы. Например, есть спектакль «Децентрализация», где вообще нет артистов, есть только один-два модератора, а участниками становятся зрители. Есть прекрасный спектакль «Педсовет» с учителями Казани, сейчас вышел питерский «Педсовет» и проект разрастается по всей России, у нас есть планы сделать его в других городах.

Есть большой потенциал к росту театра горожан, но это очень непросто. Горожане выступают донорами информации, которую нужно перенести в спектакль. То есть спектакль – это некий конструктор, а команд, которые могут работать с этим конструктором, не так много.

В любой системе есть драматург, который информацию от горожан преобразовывает в некий материал. Дальше они же, то есть участники, свои же тексты произносят на сцене, но эти тексты, естественно, обработаны драматургом.

– А репетиции с горожанами проводите?

– Конечно, очень много. С горожанами работа гораздо объемнее, нежели с профессиональными артистами.

– А кто он, этот казанец?

– Первое, это тот, кто любит Казань. Мне кажется, все мы фанатики своего города. Второе, он любит свою культуру, свой язык. И третье, это человек, открытый новому.

– Как вы находите горожан, с которыми работаете? Или они сами вас ищут?

– У нас на сайтах проектов фонда — MOÑ, «Угол», «Особняк Демидова» — есть точка входа на нашу площадку. Можно прислать идею. Например, команда сейчас прислала идею, хотят делать большой проект с детьми. Мы читаем этот проект, загораемся и начинаем подключать все ресурсы, чтобы появилась возможность реализовать.

Иногда просто приходят художники, с кем мы постоянно работаем, и говорят, что интересно было бы сделать спектакль, допустим, с барменом. Начинаем думать, как это организовать, где какие ресурсы взять.

Мы отталкиваемся от идеи проекта и ищем героев среди горожан, если она того требует. Используем для этого все каналы коммуникации.

В случае с учителями наш куратор Йолдыз Миннуллина сказала, что ей хочется поработать с педагогами. Мы объявили набор и думали, где взять учителей, они же не придут. В результате за первый день было около ста заявок.

– К вам на спектакли категорически нельзя опаздывать. Как реагируют на это люди, которые опаздывают?

– Это наша боль (смеется). Горожан, непрофессиональных артистов очень легко выбить из роли: шорохи, топот, грохот. Зритель заходит, ему нужно найти свое место, пройти мимо сцены, извиниться за опоздание, и это очень сильно мешает актерам. Пока мы много сталкиваемся и с негативом, и с борьбой, с жалобами. Мы на пути и стараемся приучить не опаздывать.

«Режиссер Диана Сафарова стала Анной Карениной»

– Какие планы на иммерсивные спектакли? У «Анны Карениной» этот сезон последний.

– Есть планы на следующий большой проект, мы работаем над этим. Когда все будет известно, мы объявим.

Сейчас «Особняк» – очень любимый нами проект. Там есть уже несколько спектаклей, которые живут в этом пространстве, неотделимо от него. У каждого своя интересная история. «Особняк» — это про способ включения зрителя в процесс, про очень необычный опыт для него.

– А почему вы решили убрать «Анну Каренину»? За шесть лет показа стало меньше зрителей?

– На самом деле, зрителей стало еще больше. Сейчас на него очень большой спрос. Просто есть ощущение, что нужно уходить на пике и не ждать, пока спектакль совсем потеряет свою актуальность. Пусть лучше останется чувство, что мы чуть-чуть недоиграли, нежели будет ощущение, что переиграли, и это все станет нафталином.

Мы «Анну Каренину» уже столько лет пытаемся закрыть. Но это настолько большой проект, что он стал соучастником этого места: артисты женятся, у них появляются семьи, дети. Это такой большой мир, который просто существует, и мы просто часть этого мира.

– Труппа спектакля менялась за это время?

– Конечно. Например, режиссер Диана Сафарова стала Анной Карениной. Для нее это тоже большой шаг, хочется быть важной составляющей этого спектакля до конца и вместе с ним закончить. Это, конечно, совсем разные ощущения: когда ставишь спектакль и когда оказываешься внутри.

Были и трагические уходы, и те, кто понимал, что уже отыграл свое. Многие администраторы, технические команды, артисты выросли в этом спектакле. Как только ты чувствуешь, что это место перестает быть для тебя смыслообразующим, ты уходишь. И это правильно, так и должно быть.

Много артистов сменилось, но есть костяк, золотой состав, который с самого начала с нами. После Нового года у нас был спектакль, где играли все «старички», и это было важным событием для нас всех.

«Все наши проекты для того, чтобы мы научились понимать себя»

– «Живой город» и MOÑ запустили в казанском аэропорту аудиоспектакль «Моңлы Казан». Есть ли еще такие проекты?

– Подобный проект у нас уже есть на Казанке на инсталляциях «Речные ворота». Можно также навести камеру на QR-код и слушать спектакль в наушниках, прогуливаясь по берегу. Такие проекты важны, они привлекают абсолютно новую аудиторию. Мы получаем много отзывов о них. Это такая благодарная работа, благодарный театр, который случается с тобой во внезапном месте. И дарит тебе очень много чувств, эмоций, ощущений, впечатлений и любви к городу.

Это все про любовь к городу. И нам давно хотелось сделать проект в аэропорту, потому что это такое место, где сменяется состояние, мы в аэропортах испытываем другие чувства.

– Ожидать еще в ближайшее время подобных проектов?

– Хотелось бы, но это, на самом деле, очень объемная работа. Вроде бы маленькая инсталляция, а сколько затрат на то, чтобы это сделать: договориться с местом, организовать пространство, написать текст, записать его. Такие проекты делаются, когда есть внутренний человеческий ресурс. Ты знаешь ответы на вопросы «когда», «про что», а главное «зачем».

– Давайте я тоже задам этот вопрос. Зачем все эти проекты?

– Мне кажется, все наши проекты для того, чтобы мы научились понимать себя, задавать вопросы себе и другим, чтобы мы, расширяя свои внутренние границы, не боялись исследовать, приобретать новый опыт, говорить на сложные темы, искать слова, формулировать разные языки: вербальные и невербальные. И, обязательно, разговаривать друг с другом. На всех наших площадках можно встречаться и разговаривать друг с другом.

Алсу Шамсутдинова, «Миллиард.Татар»