«Фронт идет через сердца»: бойцы, медики и волонтеры в историях с Донбасса

С бойцами одного из мотострелковых батальонов Чистяковской бригады, которая еще недавно относилась к Народной милиции ЛНР, «Татар-информ» познакомился благодаря волонтеру из Казани Марии Ефремовой.

Мария – прихожанка казанского храма Серафима Саровского, фотограф, православный волонтер, помогает людям уже больше пятнадцати лет. Прошлой осенью она случайно поехала на Донбасс – ее попросили быть водителем и фотографом в одной из гуманитарных экспедиций.

«Я очень серьезно готовилась к этой поездке. Молилась, причащалась. Сложно передать, какой у меня был настрой. Мы приехали в медвзвод, и я была потрясена увиденным. Я никак не ожидала, что в этом здании, точнее в этих руинах здания, может кто-то находиться. И не просто находиться, а производить настоящие хирургические операции. А в ту ночь, когда мы приехали, были очень тяжелые раненые», – вспоминает свое знакомство с батальоном Мария Ефремова.

Тогда батальон стоял в Попасной, об этом городе, точнее о том, что от него осталось, я расскажу в следующем репортаже из командировки на Донбасс.

«Первое, что я увидела, это людей вокруг стола. На столе лежал человек, весь в крови, обожженный. И ему при тусклом свете какого-то прожектора оказывали помощь. Всю обратную дорогу я ехала, думала, молчала. Я решила им помогать. Я подумала, что я могу помочь им купить то, что им действительно нужно», – рассказывает Мария.

И Мария сдержала обещание, данное самой себе. Та поездка, в которую мы отправились вместе с ней, для нее была уже четвертой по счету. Первым делом она привезла медикам батальона хирургическую лампу. Потом был «УАЗ» для эвакуации раненых, медикаменты, печи, дизель-генератор, ноутбук, пилы – всего не перечесть.

«Бои за Лисичанск были тяжелые, как и за любой населенный пункт здесь»

Когда в батальон приехали мы, он стоял в одном из небольших городков неподалеку от Лисичанска. Как рассказали бойцы, в зоне СВО они с самого первого дня. А воюет он с самых первых дней противостояния Донбасса.

«Батальон воюет с 2015 года. Он образовался в городе Торез в ДНР. В основном в нем воюют бывшие гражданские разных профессий – шахтеры, водители, заводчане, работники фабрик, профессиональных военных очень мало. Это те люди, кто в 2014 году пошел в ополчение защищать свою Родину, затем они остались в батальоне», – рассказал замначальника штаба Владимир Клещев.

Бойцы этого батальона освобождали Рубежное, Северодонецк, Лисичанск, сейчас штурмуют следующий населенный пункт.

«Бои за Лисичанск были тяжелые, как и за любой населенный пункт здесь. Мы, будучи тогда еще народной милицией, взаимодействовали с добровольческими подразделениями, с ВС РФ успешно завершили штурм и окончательно взяли Лисичанск, освободили его от ВСУ. Сложнее всего нашему батальону было в Рубежном. Потому что мы тогда полностью поменяли тактику действий. До этого мы находились под Рубежным, там много лесных массивов, там по-другому идут и оборона, и наступление. А в Рубежном нужно было переходить на тактику уличных боев. Поэтому там нам было сложнее всего, дальше пошло легче», – вспоминал замначальника штаба.

«Почему пошел воевать? Надоело восемь лет быть в висячем положении»

Медвзвод батальона расположился в обычном жилом доме. Сразу так и не поймешь, что здесь обосновались военные. Внутри тепло и светло – спасибо генератору. Есть вода, туалет, есть где приготовить еду и поспать.

В большой комнате, в которую попадаешь сразу, как входишь с улицы, стоит хирургическая кушетка, над ней самая настоящая хирургическая лампа – как раз на нее-то и собирали деньги татарстанцы, ее первым делом и привезла медикам Маша Ефремова.

Именно сюда, в медвзвод, эвакуационные группы привозят с передовой раненых бойцов. До линии фронта отсюда не больше шести километров. Здесь раненым оказывают первую медицинскую помощь, отсюда потом везут в госпиталь.

Фельдшер Слава на СВО с первого дня.

«Где-то числа 18-го февраля по телевизору Пасечник начал говорить: “Мужчины, кто может держать в руках оружие…” – они, видимо, уже знали. И я пошел. Сам», – вспоминает Слава.

Родился и вырос он в Свердловске Луганской области, сейчас живет в Ростовской. По первой профессии – фельдшер скорой помощи, но жизнь сложилась так, что 22 года отработал проходчиком на шахте.

«Казалось бы, пенсия, рыбалка, сын растет, дочери взрослые – живи. Почему пошел воевать? Надоело. Восемь лет в таком висячем положении – то летит, то прилетает», – отвечает Слава.

– А что у вас было эти восемь лет?

– Саш, что у нас было эти восемь лет, спрашивают?

– Что было? Голод, холод и разруха…

В батальоне Славе пришлось вспомнить свою самую первую профессию. Она оказалась очень востребованной на передовой.

«Мне “двухсотого” привезли, выключайте»

«Сталкиваться приходится со всем – ампутации, чаще всего минно-взрывные травмы. Пулевых ранений, наверное, всего два процента. Это война артиллерии. Осколочные ранения. Очень много “лепестков” – оторванные стопы, руки. Ну вот сегодня погиб у нас парень. С дрона сбросили мину, прямо в окоп. Одного бойца спасли, а второго не смогли сразу эвакуировать – оторвало руку, истек кровью», – рассказал Слава.

Задаю очередной вопрос, Слава прислушивается к звуку за окном, не отвечая мне.

«Мне “двухсотого” привезли, выключайте…» – прерывает он наш разговор.

К дому подъехала машина – какая, неизвестно, окна для безопасности занавешены, но, судя по звуку, что-то из тяжелой военной техники. Слава надел бушлат и вышел в темноту.

В медкомнату вошли три бойца – те, кто сопровождал погибшего. Внесли его вещи. Те, что были при нем в последние минуты. Все выложили на кушетку... Телефон, деньги, ватные палочки, нательный крестик... Это так странно: человека нет, а вещи – вот они, заботливо уложенные его руками...

Вещи отправят его жене и маме. Бойцу было 45.

Как повторили сопровождающие рассказ фельдшера, в окоп, где сидели два бойца, прилетела мина.

«Осколками одного ранило, второму оторвало руку. Вытащить его сразу не смогли – “укропы” начали обстреливать, дабы помешать эвакуации. Драгоценное время было потеряно, боец умер», – рассказали боевые товарищи погибшего.

Фельдшер Слава оформил документ, и парня повезли дальше, в его последний путь домой.

«Никто не думает, что делает какой-то подвиг, они как в шахте – в забой пошли и работают»

После Рубежного, говорит замначальника штаба, стало полегче – опыта у бойцов стало больше. Потому и потерь у батальона стало меньше.

«После назначения Суровикина все действия стали жестче. Но к этому моменту и мирного населения в городах стало меньше – часть людей ушла на нашу сторону, часть в Украину. В городах в основном военные, нет необходимости так тщательно выбирать цели, как раньше. Стала чаще применяться артиллерия, реактивная артиллерия, авиация. Если сравнить с началом СВО, то нам сейчас намного легче. Во-первых, люди освоились. В начале операции это были что за бойцы – их месяц обучали, ну чему за месяц можно научить? Сборке-разборке автомата, заряжанию магазина, самому элементарному только. Сейчас уже люди повоевали, уже все по-другому», – говорит Владимир Клещев.

Бойцы рассказали мне, что заместитель начальника штаба, или Леонидыч, как они ласково называют Владимира Клещева, в начале спецоперации был командиром батальона. Всегда был рядом со своими бойцами.

«Он у нас знаете какой? Мировой! Как отец родной нам. Его одно слово для нас закон», – говорят о нем военнослужащие.

Получив тяжелое ранение и восстановившись после него, Владимир Леонидович ушел с должности комбата, но своих ребят не оставил. Думается, что, даст Бог ему здоровья, он будет с ними до последнего дня войны.

«Наши бойцы самые обычные парни были на гражданке, обычные работяги. Но когда они сюда пришли, поучаствовали в нескольких боестолкновениях, и у них произошло какое-то осмысление ситуации. Мы их пинками в бой не гоним, тут все у нас добровольно. Они делают свою работу. Никто там не думает, что совершает какой-то подвиг. Они как в шахте, в забой пошли – уголь долбают, так они и здесь. Когда они начинали воевать, они друг друга еще не знали. Сейчас они уже сдружились, и каждый отвечает не только за себя, но и за своего товарища», – рассказывает о своих ребятах бывший комбат.

Из всего разговора с Владимиром Леонидовичем понимаю: люди – главная ценность. Те, кто пришел из ополчения, кто воюет с самого начала, конечно, уже матерые волки. Но и те, кто был мобилизован с началом СВО, теперь тоже всему научились.

«Надежные ребята. На каждого можно положиться. Поначалу необходимо было с ними в цепи ходить, они просто ничего не знали. Люди просто когда-то смотрели какие-то фильмы про Великую Отечественную войну, но это же ничего не дает. А сейчас вполне самостоятельно работают: и штурмовые группы, и командиры подразделений. По два раза повторять никому не надо. У нас сейчас основная задача – сохранить жизни наших ребят. Мы стараемся брать опорные пункты осторожно, не в лоб, какими-то обходными путями», – объясняет Владимир Клещев.

Наблюдаю – Леонидыч и правда, как отец, к каждому подойдет, что-то спросит, приободрит, потреплет за плечо, пошутит на ходу.

«Погибших провожать очень тяжело. Но, увы, это наша повседневность. Мы готовы к тому, что будут потери. Тяжелее всего с их родственниками разговаривать. Тяжелее всего объяснять, почему мы не смогли уберечь их мужа, сына, брата», – говорит Владимир Леонидович.

Разговариваю с ним, а на память приходят слова из песни: «Комбат-батяня, батяня-комбат». Вот же он – самый настоящий. Поддержит, закроет… и не так важно, как называется его должность сейчас.

«Хочу, чтобы сыну не было за меня стыдно»

Пока разговариваем, по рации проходит: «трехсотый» – так здесь, как и везде на войне, называют раненого.

Эвакуационная группа привозит бойца. Снова с дрона сбросили гранату, спину и голову поранило осколками. Мужчина передвигается самостоятельно. Ему повезло – осколки были мелкими. Тем не менее его одежда в крови. Ребята из медвзвода обрабатывают все раны, заклеивают пластырем. Он возвращается на передовую.

«Вот как встал Суровикин, у нас началась война артиллерии, на порядок меньше стало раненых, в пять-шесть раз меньше. Это я для себя такой вывод сделал, как на самом деле – не знаю. Ну а вообще бывает ни одного в день, бывает десять, бывает тридцать», – рассказывает фельдшер Слава.

Пока нет раненых, Слава показывает нам свое хозяйство. Белоснежные – на войне-то – стеллажи с медикаментами. Все разложено по категориям. Отдельно перевязочный материал, отдельно реанимационные препараты и так далее.

«Сейчас лекарств хватает, а начинали мы с такими тремя сумочками в лесу. И морозы были такие, что “Бетадин” замерзал и превращался в снег – раствор такой дезинфицирующий. Тут перевязка, тут инфузии, катетеры. Сейчас, можно сказать, есть все. Это все у нас благодаря Маше и таким людям, как она. Это они нам привозят помощь в виде медикаментов», – рассказывает Слава.

Он демонстрирует, как ярко светит хирургическая лампа. Радуется, словно ребенок новой игрушке.

Люди из Казани собирали деньги на эту лампу, Маша привезла. Спасибо огромное за такую помощь. Настоящая хирургическая лампа. Насколько сложную операцию смог бы сделать? Аппендицит делаю. Осколки, если позволяет время, если он не в голове, не в глазном яблоке, не рядом с нервной системой, стараемся достать сами. Есть вот у меня магнит – если осколок где-то рядом, можно вытянуть. В больницах очень большой наплыв раненых, бывает, возвращаются с осколками, не достают им их, не успевают с потоком справиться», – рассказывает Слава.

На этот стол регулярно попадают бойцы с оторванными конечностями. Здесь обезболят, сформируют культю и отправят в госпиталь.

– Что больше всего запомнилось за эти месяцы?

– Первый бой запомнился. Не страх, страха не было. У меня сыну исполнилось 15 лет, он у меня спортом занимается, плавает, мечтает стать олимпийским чемпионом. Вот я поймал себя на том, что хочу, чтобы сыну не было за меня стыдно.

За что пошел воевать, вы спрашивали? За сына пошел. Я пока здесь, за этот год у меня брат без вести пропал, был командиром роты, отец умер. Маме 84 года, я у нее один. У меня даже справки все собраны. Мне написать рапорт, приложить эти справки, что я единственный опекун. Думаю, мне пойдут навстречу. Но я уже год с ними тут бок о бок… Я даже никому не показывал эти справки.

Мама спрашивает каждый раз, я отвечаю: «Мам, пока нет». Она ждет, одна.

Есть те здесь, у кого четверо-пятеро детей, а они воюют.

«Сегодня мы наступаем, сегодня будут “трехсотые”»

В медвзводе живет пес – мопс Бим, которому 17 лет. Это собака командира взвода. После смерти мамы он забрал старого пса на войну. Пес уже совсем глухой и очень плохо видит. Всегда сыт и спит на почетном месте у печки. Встречает бойцов, ест тушенку.

Есть кошка Ася, которую подобрали в Попасной. Ася скоро станет мамой.

Если отвлечься на секунду от звуков канонады за окном, то словно и не война – теплая печь топится дровами, на ней греется чайник, пес и кошка трутся об ноги. Но вот снова бахнет, и вспоминаешь, что здесь война. Всего в нескольких километрах идут бои.

«Сегодня мы наступаем, сегодня будут “трехсотые”», – бросает на ходу кто-то из бойцов медвзвода. К приему раненых здесь готовы в любой момент.

Диме 21 год, он уже командир отделения медвзвода. До того как попасть к медикам, был минометчиком, воевал на передовой, у него восемь контузий.

«Женщинам на войне делать нечего. На войне вообще делать нечего, а женщинам тем более. После войны не знаю, чем буду заниматься, может, пойду на медика учиться на гражданского», – разговариваем с Димой, пока везут очередного раненого. Информацию о нем передали по рации.

Бойцу 52 года, рядом взорвалась мина, упал, получил закрытый перелом костей носа, осколочное ранение, закрытую черепно-мозговую травму – то, что раньше называли контузией.

Мужчину кладут на кушетку. Ноги его бьет мелкой дрожью. Медики разговаривают с ним, похоже, он и сам не верит еще, что отделался относительно легко – руки и ноги целы, глубоких ран нет. Тем не менее его лицо в крови. Медики во главе с командиром медвзвода Русланом оказывают ему помощь. Раненому ставят капельницу.

«Командир у нас очень опытный, знающий. Он иногда прям чудеса творит, когда бойцов спасает», – рассказывают про Руслана его подчиненные.

«После войны хочу на море съездить с сыном, платье надеть красивое»

Ольга в батальоне одна из нескольких женщин. До войны жила в Горловке, а в батальоне с 2018 года. Ее рассказ хочу привести монологом – здесь есть о чем подумать.

– Я еще в 2014 году хотела пойти, но сын был маленький, жалко и страшно было его оставлять. А потом, в 2018-м, знакомые позвонили, сказали – есть возможность помогать медикам, не передумала? У меня медицинского образования нет, я самоучка. Там научишься, сказали. Так с тех пор с батальоном на передовой стояли, на линии боестолкновения. А потом поехали, как СВО началась.

Почему решила на войну пойти? Обидно было. Телевизор включишь, посмотришь, там говорят, что мы на майдане прыгали, а Донбасс вообще туда не ездил. Шахтеров привозили постоять и назад увозили. Кричат нам: «Это вы сами по своим городам стреляете», хотя прекрасно видно, откуда прилетело, – оттуда, где они стоят. Мы вашу власть не хотим, мы к вам не шли. Нам было и при Януковиче жить хорошо. Они лучше жили и все равно на нас наезжали. Я при Януковиче могла два раза в год ребенка на море свозить, третий раз его с бабушкой отправить. Все нас устраивало. Они же захотели в Европу прыгать.

Что было самым страшным? Когда в 2018 году мы просто стояли на передовой, наблюдали за противником на линии боестолкновения. Мы не наступали, ничего не делали, а они, бывало, подожгут поля – пацаны бедные бегут тушить и подрываются на минах. Вроде и боевых действий не было, а жертвы были. То снайперы их вылезали стреляли. Пацанчик пойдет по воду, он его достанет пристрелит. Или ранения такие, что руки не заживают, деформируется все. Пацан только приехал, поехал на линию боевого столкновения, а там ранение получил, и оно не заживает никак.

Тут уже к раненым привыкла, а там переживала за каждого. Переживаешь, стараешься не показывать ему, стараешься как-то подбодрить его. А сейчас уже все на автомате. Себя закрыла внутри, не показываешь боль, знаешь, что ему больнее. Но все равно больно. Если «трехсотый», надеешься еще, что выживет. Даже без ног, например, когда ноги отрывает «лепестками», инвалидом останется, но живой. А «двухсотые»...

Сыну 18 лет. Созваниваемся. Мечтаю, чтобы он на войну не попал.

Когда только на марш выехали, было тяжело очень. Никто ничего не знает, каждый сам за себя. Сами еще ничего не понимали, я еще тут – женщина. Старалась, конечно, меньше напрягать. Сейчас пацаны всегда помогут, понимают, что девочка с ними. Все равно тяжело. Главное, чтобы были пацаны рядом, которые помогают и поддерживают, хотя бы шутками даже.

Душ всегда пацаны делают, туалет делают. Помыться, простираться есть возможность всегда.

После войны хочу на море съездить, с сыном. Платье надеть красивое. Последний раз платье полтора года назад надевала.

Вот аппарат себе купила, ногти делать, девочка же я все-таки. С собой вожу. Кремами вечерком намажусь, хочется вспомнить мирное время.

Устали от войны, все устали, все ждут не дождутся, когда это закончится. Но мы обязательно победим. Была бы машина времени, назад съездила бы, надавала бы Зеленскому по морде и назад. Прям типает (дергает, – прим. Т-и), как они нагло смотрят в экран и брешут без конца. А те, кто там живет, смотрят и верят. Мы на их территорию не пошли же, это они к нам пришли!

«Люди им наши не нужны, им нужна территория, но победа будет за нами»

На вопрос, думал ли когда-нибудь, что придется воевать с Украиной, замначальника штаба Владимир Клещев отвечает однозначно – нет. Учился он когда-то в советской школе, в СССР поступил в военное училище, начал службу, когда ребята были разных национальностей со всех уголков Союза.

«Чтобы воевать с Украиной, никогда об этом не думали. Мы же позиционировали себя как один народ: русский, украинцы, белорусы – мы не делились никогда. Я, хоть и русский по национальности, со второго класса украинский язык изучал. Ну тут дело не в народе, тут дело в руководстве страны. Наемников с нами воюет очень много. На Соледарском направлении, там вообще одни поляки были. Здесь по радиоперехватам пока жители Украины с нами воюют. В Соледаре наемники, в Артемовске наемники. Много наемников вообще. Ну население Украины же не бесконечное, конечно, народ же заканчивается», – рассказывает Владимир Клещев.

В батальоне есть и добровольцы из разных регионов России, есть даже татарин, но в этот раз увидеться и поговорить с ним не удалось – он безвылазно на передовой.

«Наши люди понимают конкретно, что нам надо отодвинуть противника как можно дальше, чтобы он как минимум не расстреливал наши дома. Бойцы здесь, их семьи там и там, получается, им опаснее, чем у нас тут. Мы-то хоть готовы, у нас каски, бронежилеты, мы слышим, понимаем, откуда летит, что летит, куда оно прилетит примерно. А там ходят гражданские люди, и их обстреливают ракетами – это как вообще? Бесчеловечно. Наша задача – как можно дальше отодвинуть противника от территории России, от наших регионов, чтобы Донецку полегче стало, чтобы к нам в Лисичанск не летело, в Алчевск не летело, в Стаханов…

Люди им наши не нужны. Если бы им нужны были наши люди, они бы не обстреливали ракетами гражданское население. Значит, нужна территория, значит, территорию мы будем защищать. А двигаемся мы вперед не потому, что нам нужна какая-то часть Украины, а потому, что нам необходимо предотвратить ракетные обстрелы. Нашего поражения мы однозначно не ждем. Со своей тактической точки зрения могу сказать, что пока мы уверенно движемся вперед. Конечно, победа будет за нами! Наше дело правое, поэтому победа будет за нами!» – говорит замначальника штаба.

«У нас, у волонтеров, свой фронт, он в наших сердцах»

Маша, выгрузив свой груз – окопные печи, маск-халаты, коврики и спальники, бензопилы, передав бойцам привезенный пикап, уже собирает новый заказ. Она точно знает, что скоро вернется сюда снова, с новой помощью, купленной на деньги неравнодушных татарстанцев.

«Я втянулась в жизнь этого батальона. Я как будто все время в нем живу, а сюда – в мирную жизнь – только наведываюсь ненадолго. Моя семья ведь тоже участвует во всем этом – дома военная атрибутика, гуманитарка до потолка перед поездками стоит и в комнатах, и в машине. У нас, у волонтеров, тоже складывается свой фронт – он в наших сердцах. Мы прикипаем к тем подразделениям, которым помогаем, живем их жизнью. Иначе невозможно», – рассказывает волонтер Мария Ефремова.

Жизнь, которая была до всего этого, говорит Маша, осталась где-то там, далеко в прошлом.

«Я хочу помогать защитникам Донбасса. Тем, кто начал защищать свою землю и теперь стоит на защите всей России. Они – щит нашей страны. Благодарность бойцов ощущается на расстоянии. Они так благодарны за эту помощь, искренне, что остановиться уже невозможно. Изменилась вся моя жизнь. Сейчас мне помогает очень большое количество людей уже. Мы будем помогать бойцам, и когда-нибудь это будет наша общая победа!»