«Мне показали ад»: настоятель храма в Кощаково о том, как пришел к вере, и чудесах Божьих

В Кощаковском храме, да и в самом Кощаково никогда раньше я не бывала – как-то не случалось. Мы приехали чуть раньше назначенного времени, отца Ярослава еще не было. Прихожанка – очень улыбчивая женщина в возрасте – пригласила нас в храм, осмотреться. Спрашиваю у нее про настоятеля.

«Батюшка у нас очень хозяйственный, вон как храм благоукрасил, золотые купола днем свет солнца отражают, подсветка здание освещает ночью – загляденье! Он у нас хороший, не суровый. И молодежь в храм привлек, и дети учатся в воскресной школе. Праздники возродил он у нас, всенародно празднуем. Люди к нему за советом едут из города и со всей округи», – улыбаясь, рассказывает прихожанка Надежда.

Храм был освящен в честь Троицы. Построили его в 1751 году, тогда у него было два придела – в честь Троицы и Николая Чудотворца. В начале двадцатого века храм, как и многие в те годы, был разрушен. Последние его служители стали исповедниками.

В 90-е годы началось его восстановление – воссоздавали его по воспоминаниям и фотографиям местных жителей. В отличие от своего предшественника новый храм возродили однопрестольным – в честь Троицы. Однако уже тогда было решено, что в честь Николая Чудотворца построят отдельный храм. К слову, сейчас он достраивается неподалеку – в Шигалеево.

Снаружи он белоснежный, кровля небесного цвета и золотые купола, а внутри все обшито деревом, заходишь и словно переносишься в прошлые столетия…

Пока мы рассматриваем убранство храма, заходит отец Ярослав и сразу заполняет собой все пространство: высокий, статный, широкоплечий, с удивительно добрым и внимательным взглядом. Мы здороваемся, и настоятель уходит в алтарь, спустя минуту оттуда слышится негромкая молитва. Почти сразу он возвращается к нам.

«Первым настоятелем этого храма после его воссоздания в 1995 году стал мой отец. Дом Божий возрождали всенародно. В нем нет ни одного “наемного” гвоздя, его полностью строили сами жители», – рассказывает отец Ярослав.

Мы выходим и на крыльце останавливаемся возле колоколов.

«Когда храм восстановили, вернулись в него и колокола и Чудотворные Образы Нерукотворного Спаса и Неопалимой Купины – они из старого храма. Долгие годы их прятали и берегли у себя жители села. А вот мои два звонаря, которые мне помогают, – Александр и Федор», – показывает рукой отец Ярослав в сторону близстоящей сосны.

Из-за веток нам навстречу выходят два мальчика. Это старшие сыновья настоятеля: Александру 10 лет, Федору – 8. Всего в его семье шестеро детей – дочь и пятеро сыновей. Мальчишки стараются выглядеть серьезными, но глаза у обоих почти смеются.

Мы идем все вместе через церковный двор, обращаю внимание на отцветающие, но ухоженные клумбы и на то, как много вокруг храма красивых деревьев: голубые ели, сосны, елки и много чего еще. Двор очень уютный.

«Папа, коз вывести?» – спрашивает кто-то из мальчиков. «У вас здесь козы?» – изумляюсь я. И настоятель, и мальчики с воодушевлением рассказывают, как им когда-то подарили первых коз, как они за ними ухаживают, как теперь пасти и доить их учатся и дети.

«Вот, покормите козленка зерном, для него это как конфета. Моя мама, когда увидела впервые козу, сказала, что она похожа на собаку, только молоко дает», – смеемся, а я тяну руку погладить козленка: шерстка шелковая, теплая и нежная.

Направляемся к небольшому домику, который стоит тут же, при храме.

«Нашей семье передали этот дом, когда мы сюда приехали. Он очень сильно нуждался в ремонте, несколько лет его перестраивали, приводили в порядок, первые 10 лет мы с женой и детьми жили в нем», – рассказывает отец Ярослав.

«Мои предки шли к вере от научного атеизма»

В самой большой комнате дома стоит большой стол, накрытый белой скатертью. Здесь, рассказывает отец Ярослав, теперь занимаются воспитанники воскресной школы.

Нас угощают вкусным травяным чаем с пирогами – аромат от выпечки такой, что мысли все время сбегают в сторону от серьезного разговора. Угощаемся и разговариваем – долго, не спеша, что само по себе удивительно, ведь я знаю, что мой собеседник человек крайне занятой.

Отец Ярослав, значит, вы потомственный священник?

Да, мой отец священник, служит уже 27 лет. Но путь наш к вере был особенным. Наша семья в советские годы не была верующей. В те годы, даже если у кого-то из моих родственников и была вера, то скорее подспудная. Бабушка, слышал, по линии отца тайно иногда ходила в церковь, но верующих, как мы сейчас говорим – воцерковленных, не было никого. Семья у нас была партийная. После революции наша семья претерпела многие серьезные изменения и тяжелые испытания.

Семья у нас многоэтническая. Бабушка – мама моей мамы родилась в Грозном, в ней смесь кровей очень серьезная. И путь ее к вере был очень сложным и долгим. Однако же, так получилось, что крещение она приняла одной из первых в нашей семье.  

Предки мамы с Кавказа. Мой прадед Магомет Мусаевич происходит из древнейшего горского княжеского рода Урусовых. Его отец Муса был репрессирован, а сына воспитали в детдоме для детей врагов народа коммунистом, большевиком. Он прошел всю Великую Отечественную войну. Вернулся, всю свою жизнь был ярым коммунистом. Моя бабушка родилась в Грозном, после войны они с моей прабабушкой уехали с Кавказа, переселились в тогдашнюю Татарскую АССР. Так как карачаевский род Урусовых изначально историками именуется татарским, то это было, как мне кажется, вполне даже органично.

Жена прадеда, моя прабабушка, абсолютно другой крови. Она, Лидия Левкович, из поляков, была партийной, занимала высокие посты.

По линии отца в роду были литовцы, белорусы, украинцы – тоже смесь кровей. Множество этносов в нашей крови, и все они одинаково дороги.

Но верующих людей, повторюсь, не было в семье. Дедушка – профессор Вадим Данилович Евстратов, доктор философии, в свое время преподавал научный атеизм в университете.  

От научного атеизма через осознанный духовный поиск мы пришли к вере, это был очень сложный и долгий путь, которым Господь нас вел.

«Мне показали ад»

Я был первым и долгожданным ребенком в своей семье. Рос я очень болезненным, у меня была самая толстая медкарточка в поликлинике (улыбается). Эти болезни тоже отчасти подтолкнули мою маму и сродников к тому, что надо искать варианты, потому что медикаменты не помогали.

Выбор этого пути был еще и стимулирован событием, о котором мы потом долгое время не говорили. Случившееся было тайной даже от родственников.

Во время одного из витков болезни, когда мне было 6 лет, у меня случилось некое подобие клинической смерти. Я заснул и «проснулся» от того, что буквально вишу над собой, над своим бездыханным телом. То есть душа вышла из тела во время тяжелой болезни.

Моя душа вдруг начала очень быстро удаляться от тела, какие-то секунды я летел во тьме, и вдруг – вспышка света, как некоторые говорят – «свет в конце туннеля», и предо мной раскрылся абсолютно новый, неведомый для меня мир, будто другая реальность. Это были бескрайние, залитые кипящей лавой, просторы преисподней, над которой во всполохах раскаленных газов и огненных брызг, был черный небосвод… Я абсолютно физически ощущал свое невидимое тело и этот новый, абсолютно материальный, вещественный, как мне показалось, мир, чувствовал жуткий жар под собой, пытался кричать, но звука не было, пытался махать руками и ногами, но они были невидимы, а все усилия тщетны.

Меня кто-то явственно держал за подмышки над этим страшным клокочущим огненным морем, и вдруг я услышал фразу, даже не голос, а именно фразу, слова на церковнославянском языке, которую я услышал и, как ни странно,  понял ее смысл. После этого меня вернули, я пролетел обратно тем же самым «коридором», но в конце него был наш мир. Я на огромной скорости «влетел» в свое тело, рядом с которым металась в ужасе моя мама. Когда я пришел в себя, я передал ей ту самую длинную фразу на церковнославянском языке. Языке, которого в семье, естественно, никто не знал, на нем не говорил и даже не слышал его вживую.

Всей этой длинной и малопонятной для нас фразы мы не запомнили, но суть ее была в том, что в это измерение, которое я увидел, попадают души нераскаянных грешников, меня вернули обратно, и я должен постараться туда не попасть.

После этого, конечно, наш поиск был стимулирован очень мощно, мы искали Веру. Мы осознали, что есть А и Б, есть Творец, и есть творения. И, как говорится, по закону геометрии нужно найти было прямую между ними. Если есть Бог и есть измерения, куда вечная душа попадает после выхода из тела, то к этому нужно готовиться.

Вы чувствовали страх в тот момент?

Да, было страшно и больно. Мне дали это почувствовать. Когда я аккуратно пытался заговорить об этом с кем-то из родственников, они пытались внушить, что это была какая-то аномальная работа мозга или вовсе какой-то дурной сон. Но когда тело не дышит, а душа вышла из него и видит «картинку» со стороны, то это совершенно конкретное и к настоящему времени уже довольно известное явление клинической смерти.

Сейчас, особенно за рубежом, много научных статей и серьезных работ посвящено этой теме.

Путь длиною в жизнь

Сначала мы искали ту самую прямую в исламе, поскольку с XIII века наша княжеская ветка была в этой религии вплоть до репрессированного прапрадеда. Мы изучили ислам на серьезном религиоведческом уровне, читали историю, богословие. Но не смогли быть в нем, мы осознали, что это все же не наш путь и нам нужно идти дальше. Хотя у нас до сих пор много друзей мусульман, хазратов, очень теплые отношения. У нас полное взаимопонимание с ними, дружим семьями. Вера – выбор свободной души.

Мы искали свой путь в иудаизме, буддизме, язычестве, экстрасенсорике. Везде есть замечательные люди, почти везде есть части Истины, части Закона Божия. Везде есть люди, которые, даже не зная Закон Божий, его исполняют, хотя бы частично. Но душа звала к чему-то другому. И мы нашли свой путь – мы захотели быть именно в христианстве.  

Мы рассматривали три основных направления христианства: католицизм, православие и протестантизм. Но одних протестантов десятки тысяч разных направлений. Какое из них правильное, где правда… Изучать их все – это путь профессионального религиоведа, он занял бы, наверное, всю его жизнь.

Нам было четко понятно: Господь создал небо и землю, если он дал нам первые заповеди при Адаме, потом Закон Божий восполняли пророки и в Ветхом Завете, все пророчества сбылись на Христе, он дал Новый Завет. Вот то, что Господь дал тогда, должно иметь прямое реальное отражение в нашем времени. Иначе нет никакого смысла. Оставалось лишь найти для себя ту ветвь христианства, на которую указывало сердце, ум и совесть.

То есть первое – это должна была быть действующая «веточка» христианского древа. Второе – она должна сохранять полностью тот Закон Божий, который Господь устроил началом своего повествования. Она должна быть хранительницей основ православного христианства, как уже сейчас мы понимаем –  должны быть сохранны Символ Веры, Таинства, почитание постановлений Вселенских соборов, каноническое приемство хиротонии от апостолов и прочее.

И оказалось такое чудо, что полностью исторична, имеет отношение к нашей реальности, распространена на всех континентах и одновременно сохраняет полностью неизменным Закон Божий, изначальный Никео-Цареградский Символ Веры всего лишь одна веточка из этих всех тысяч. Это Ортодоксия, или Православное Христианство. Она очень давно представлена в России, более тысячи лет… Но только мы сами не готовы были до этого ничего даже слышать об этом.

Первой, кто из нас принял крещение, была моя бабушка, она в крещении стала Маргаритой – и по духу, и по паспорту. Она первая шагнула в новый для себя мир духовный, в покаяние. Вслед за ней вошла в православие моя мама, и уже постепенно крестились все мы, но путь нашего возрастания в вере и путь к Богу – это путь длиною в жизнь.

Из научного атеизма – в веру

Бабушка всегда, сколько себя помню, поражала своей мудростью. Она очень мудро поступила, не став форсировать события и убеждать своего мужа, моего деда, последовать ее примеру. Многие годы она, честно соблюдая посты, с любовью и заботой «наощупь» – не пробуя, готовила деду его любимые котлеты и скоромную снедь, стараясь его порадовать

Постепенно Господь его вел через те книги, которые он читал как научный работник, считающий себя атеистом, как религиовед, как философ. Он искал, пытался проверить, правильно ли часть его семьи приняла все это. И потом в дальнейшем постепенно он осознал, что да. У него был очень долгий период, когда он был активным преподавателем, преподавал в нескольких вузах в нескольких городах.  

Когда к нему пришло осознание того, что его представления и убеждения были неверны, он на какое-то время перестал преподавать, взял паузу, понял, что что-то нужно менять. Он осознал, что Бог есть и что он все эти годы был не прав. И вот осознать и признать это в конце жизни – это очень большой мужественный поступок, особенно, я считаю, для сложившегося уже философа и религиоведа. Тогда же он крестился и даже венчался с моей бабушкой.

Однажды мы были на научно-богословской конференции с моим дедушкой в семинарии. И к нам подошел его ученик – известный философ, заведующий кафедрой одного из казанских вузов. Он спросил: «Вадим Данилович, как же так? Вы были таким ярым атеистом, за слова, оправдывающие бытие Бога, вы могли из аудитории выставить человека». Дед ответил: «Да, все так, но я преподаватель, и как учитель, я до сих пор и сам учусь, я был не прав».

Сказать, что он был не прав, своему бывшему ученику, который был уже тогда преподавателем семинарии, это было, конечно, сильным поступком.

Дед выступил тогда с хорошим докладом, он начал при своей жизни писать новый учебник философии, в котором он доказывал бытие Бога на основании философии. К сожалению, он его не закончил. Чуть больше года назад на 87-м году жизни он мирно почил, перед переходом в вечность его исповедал и причастил священник, который, в свое время сдавал деду экзамен кандидатского минимума.

«Мы впервые попали в Пестречинский район, убегая от рэкетиров»

– В самом начале 90-х годов мой отец был активным молодым бизнесменом. Это были очень трудные года – «лихое время». Битвы предпринимателей с активно развивающимся в те годы криминалитетом были не на жизнь, а на смерть. Мы жили в центре Казани, у нас была замечательная дача в отдалении от города, но попали мы впервые в Пестречинский район, убегая от рэкетиров, это был абсолютно чуждый нам район, мы гостили в одном из поселений у друзей, где нас никто бы не смог найти. Потом, когда все было уже улажено, мы вернулись в Казань.

Мама все больше и больше ходила в храм. Была у нас в городе молодежная община при Софийском храме, в ней возрождали древнегреческие традиции, в том числе ночные службы, ночные моления. Однажды мама приходит и говорит отцу: «Я хочу пойти на ночную молодежную службу, называется она Агапе». Отец спрашивает: «А что это такое?» Мама говорит: «Это вечеря любви».

Начало 90-х годов, всякие сектанты толпами ходили, прочие непотребства вокруг. Отец говорит: «Это как-то подозрительно звучит, я с тобой пойду». И они пошли. Это была ночная Божественная Литургия, во время и после которой читались молитвы об умножении любви в общине. Потом сели чай пить ночью в трапезной Софийского храма, это первый из переданных храмов Богородицкого монастыря Казани.

Все начали делиться тем, что есть на сердце, у кого какие есть проблемы: у кого-то колес не хватает, у кого крыша прохудилась, у кого-то подвал течет, кран не работает. И стали советоваться, кто чем может помочь, – своего рода взаимовыручка. Отец все записал в блокнот и стал адресно помогать как благотворитель этим людям.

Потом его рекомендовали владыке – рассказали, что есть такой молодой предприниматель-меценат. И владыка к нему тоже обратился. Сначала техника была нужна, потом что-то еще. Отец стал помогать, познакомился с владыкой, стал приходить в храм. Через какое-то короткое время владыка Анастасий подошел к отцу и говорит: «Игорь, я тебе благодарен за твою помощь. Твоя помощь очень важна, но мне кажется, что у тебя душа – другая, твой путь не в бизнесе, он в священстве. Если хочешь, приходи».

Отец пришел домой, метался по гостиной, размышлял, потом вызвал своих помощников, отписал бизнес в собственность, сказал им: «Меня Господь зовет», – и пошел учиться на священника. Ему было тогда 33 года.

Выучился, стал дьяконом, потом священником – отцом Игорем. Первый храм, который он открывал уже сам, как раз был в Кощаково.

Он был первым настоятелем этого храма. Потом владыка просил его заниматься разными храмами в Казани и пригородах. Он был очень тогда ретив, полон сил, помогал «выбивать» храмовые помещения, землю для строительства церквей, стоял у истоков многих ныне действующих приходов.

Те люди, которым отец оставил бизнес, они просто по зову сердцу, из благодарности, что им передали дело, добровольно жертвовали десятину от прибыли. И мы на эти деньги жили и храм восстанавливали.

Восемь разных храмов после Кощакова он поднимал, строил. Он помогал вернуть колокольню Богоявленскому собору на Баумана, выбивал Тихвинский храм, добивался выделения места под строительство храма Серафима Саровского на Фучика, построил первую часть этого большого храмового комплекса вместе с храмом в честь иконы Божией Матери «Умиление», был соавтором и первым настоятелем этого самого большого в Казани прихода.

«Начали молиться, и из-под земли забил родник»

Вообще стоит признаться, за время моего разговора с отцом Ярославом от услышанных историй я в буквальном смысле слова несколько раз покрывалась мурашками. Мой собеседник оказался кладезем историй о Божьем промысле и силе человеческой веры.

Отец Игорь прошел очень быстрый подъем в церковном служении, но в один из периодов он претерпевал очень сильные духовные испытания. И у него даже появлялись мысли оставить священство. Тогда ему один из мудрых священников сказал: «Съезди в Оптину пустынь, там живет очень опытный духовник – отец Илий Ноздрин, священник, которого считают старцем, съезди к нему».

Поехали к нему. Отец Илий наставил отца Игоря, очень поддержал, сделал своим духовным чадом.

Зашла к нему моя мама, но через некоторое время вылетела оттуда пулей: «Откуда этот старец знает, какие грехи я не исповедовала своему духовнику?»

Потом зашел я, робко так, одной ногой. В ту встречу отец Илий предрек, что я буду священником. Потом мы к нему периодически ездили, старались хотя бы раз в год.

Именно отец Илий сказал, что на Казанской земле должно быть свое Дивеево. Он сказал, что есть место, которое по силе своей равнозначно, но оно пока сокрыто от людей. Старец закрыл глаза, помолился и сказал, что рядом с Казанью есть Богородичное село, в нем Богородичный храм, там было много чудес, надо найти это место.

Отец Игорь приехал к владыке, рассказал ему про благословление духовника. Владыка Анастасий удивился, но показал ему список пригородных храмов, сказал – выбирай, смотри. Отец смотрит, а там в списке село Богородское, Богородичный Успенский храм. Поехали туда. Не откладывая, поехали туда.

Это был 1996 год. Храм был полностью разрушенный – без крыши, без окон, без ничего. И отец говорит: «Духом чувствую, это – он», – и взял этот храм. Приехали к духовнику отцу Илию, рассказали ему, а он говорит: «Там было много чудес. Рядом с этим храмом были родники чудотворные. Найдите их».

Приехали в село, пошли по старожилам. Одна бабушка 1912 года рождения – Михеева Анна Петровна сказала, что родники чудотворные действительно были, но когда храм разрушили, родники иссякли.

Мы пошли с ней искать на берег реки Ноксы. Искали, родника никакого нет. Стали молиться. Смотрим, из травы пошла струечка маленькая. Стали расчищать траву, струечка пошла больше, стали раскапывать, пошел родник. Родник возродился. А когда храм начал уже возрождаться, Господь явил нам второй – родник Серафима Саровского.

Мы молились в храме, был день Серафима Саровского. В этот время рядом ремонтировали развязку. Выбрали грунт как раз на месте старого родника, и вышел источник дореволюционный, который пропал после разрушения церкви. Ровно в день Серафима Саровского – в честь кого называть родник, уже было понятно.

Вспомнили мы тут слова отца Илия о казанском Дивеево. 

Много историй, связанных с тем, как возрождал храм Успения Пресвятой Богородицы в селе Богородском отец Игорь, рассказал мне его сын – ныне настоятель Кощаковского храма и благочинный Пестречинского церковного округа иерей Ярослав. Только об одном этом можно смело писать целую книгу. А пока хотелось бы привести здесь еще один эпизод.

Когда уже начали возрождать купольную часть, не могли найти кран, чтобы поднять наверх временный дубовый двухметровый крест, который решили поставить, пока не поставят купола, – ну нельзя же церкви быть без креста! И очень отцу Игорю хотелось поднять его. Он привязал этот крест себе веревками на спину и по лестнице затащил его на кирпичный свод на высоту более 20 метров, тогда, правда, он был еще здоров и полон сил.

Сколько же весил этот крест?

Больше 100 кг. Он его водрузил, поставил, и постепенно этот храм начал возрождаться. К сожалению, несколько лет назад отец Игорь потерял здоровье, да и то дело, которое вел он в миру, перешло в другие руки и теперь не приносит того хлеба нашей семье, как раньше, но батюшка до сих пор в меру сил старается служить в том самом храме в селе Богородское, который некогда нашел по слову своего духовника. В храме многое уже сделано, но «нива» для  добрых дел еще есть – здание нуждается во внешней отделке, утвари. Слава Богу за все.

«Через две недели ты женишься»

– Долгое время я не мог определиться – стать семейным священником или уйти в монахи. И вот в один день владыка Анастасий вызвал меня:

Помнишь, где Кощаково находится?

Да.

У тебя девушка-то какая-то есть на примете?

Есть, – говорю.

– Позвони ей, скажи, что у вас через две недели свадьба, а через три недели ты едешь священником в это село, там ситуация сейчас очень сложная образовалась, приход спасать надо.

Я вышел на улицу, звоню своей избраннице. Говорю: «Привет, любимая, ты сидишь?» Она говорит: «Ну как бы да, а что?» Я говорю: «Хорошо, у нас через две недели свадьба». Так и женились, потом приехали в Кощаково.

Когда мы приехали в Кощаково с супругой, в храме толком не было ни электричества, ни газа, печь топилась по-старому – дровами. Вынужден был приходить очень рано утром в храм – там внутри минус 20 было – и топить печку. Я, как кочегар, в пустом храме топлю, к восьми утра я уже весь в саже, никаких сил абсолютно нет. В первые два года в храм не ходил практически никто, буквально несколько человек.

Люди приходят, а у меня уже после растопки печей и протопки такого большого помещения никаких сил нет абсолютно, я уже служить не могу, у меня глаз дергается (смеется). Весь в саже, мне бы поспать лечь. Умываюсь снегом, переодеваюсь и иду служить. Вот в таком положении мы служили первые годы. Если бы не поддержка моей семьи, часть которой все же осталась в бизнесе, было бы крайне непросто.

«С мамой виделись после ее смерти, она пришла, как обещала»

Четыре года назад ушла моя мама. И это тоже было сопряжено со многими чудесами. Я почувствовал ее уход, когда она была в РКБ, я был как раз в этом церковном доме, мы еще жили здесь. Я ощутил, что мама душой своей пришла и стоит тут рядом. Я сказал, сам не понимая до конца своих слов: «Дети, ваша бабушка тут».

В этот момент мне звонят из РКБ и говорят, что мама умерла полчаса назад.

У нас с ней был уговор такой – кто из нашей семьи первый «уйдет», тот придет и расскажет второму. И она сдержала свое слово. По православному преданию душа может до трех дней находиться там, где хочет, посещать близких и родные места. Мы сели всей семьей на диван, поговорили, попросили поочередно у ее души прощения, помолились в тишине.

Проходит несколько минут. Звонит Злата, ее сестра, спрашивает: «Мама умерла?» Я спрашиваю: «Тебе звонили из РКБ?» – «Нет, я почувствовала, она пришла».

Мама в последние годы жила уже святой такой подвижнической жизнью, сильно очень болела, причащалась, за последнюю неделю земной жизни четыре раза исповедовалась и причастилась, соборовалась, простилась с нами, абсолютно чистой ушла.

Во сне услышал: «Очисти родник!»

– Несколько лет назад у нас в Кощаково тоже было чудо. Когда приход начал возрождаться, мы полностью меняли купольную часть кровли, купола, кресты. Параллельно в процессе развития воскресной школы начали заниматься этнографией. Стали исследовать местные примечательные места, изучать, где были родники, постоялые дворы, барские усадьбы.

И оказалось, что есть древний барский холм, на котором была барская усадьба, и там был чудотворный родник.

Я говорю местным мужикам: «Давайте мы его все вместе восстановим». Молились об этом достаточно долго. В марте 2014 года приходит ко мне один из тех местных жителей, к которым я обращался. Он говорит: «Батюшка, у меня сегодня был сон без картинки, одну только фразу услышал: “Очисти родник”».

Я, говорит, вскочил ночью, еле дождался утра, прибежал к вам. Говорит, готов копать. А за окнами мороз трескучий, градусов -25, ветер. Отвечаю ему: «Хорошо, Геннадьевич, давай дождемся весны и пойдем копать». Он говорит: «Нет, батюшка, сейчас берем все и идем копать!»

Вот ведь как оказалось: Господь выбрал из всех, к кому я обращался, тот инструмент, который мог это сделать. У Александра Геннадьевича не было денег, чтобы возродить родник. Он бывший шахтер, приехал с Донбасса, здесь в совхозе работал водителем. Но оказалось, что он был старшиной местного сообщества моряков. Он собрал своих моряков. Мы поднялись на эту гору в мороз. Спотыкались, падали, скатывались по ледовому насту с холма, но залезли. Ломами, кирками выкопали грунт, промерзший почти на метр, нашли признаки дореволюционного родника.

Там какие-то осколки были керамической трубы дореволюционной. А грунт сухой – нет никакого признака водоносного слоя. Я говорю: «Я не старец, я молодой семейный священник, но давайте помолимся вместе».

Есть дореволюционный чин на поиск воды. Я открываю его – «На поиск кладезя» называется, – начинаю читать, просто, по наитию, ну раз уж пришли. Стоим, читаем. Мужики сняли шапки, молимся все вместе. Буквально через 10 минут вдруг я слышу, журчание пошло. Требник в сторону отодвигаю, смотрю вниз – в этой яме вышла вода и быстро стала наполнять искусственное сие углубление.

После этого родник пришли возрождать и русские, и татары, и украинцы, и дагестанцы, и чеченцы, и чуваши – все, кто служил вместе с Александром Геннадьевичем. Все, кто был свидетелем этого чуда или слышал от тех, кто видел это своими глазами.

Эти мужики камни огромные таскали на руках, сложили внутреннюю часть каменную, основную, требующую особого мастерства. А поскольку они моряки, мы освятили этот родник в честь основателя черноморского флота Федора Ушакова, назвали его Федоровским-Флотским. Позже оборудовали рядом купель, чтобы каждый мог окунуться.

Отец Ярослав рассказал, что у него есть мечта – построить в Пестречинском районе ресурсный центр, на Барском холме рядом с Федоровским родником. Чтобы в нем семьи смогли получать духовную, психологическую и юридическую помощь. Очень важно построить при нем обучающее подворье, чтобы и родители, и дети могли там приобретать новые навыки, знакомиться с традиционной культурой и ремеслами этих мест.

«Будем молиться, чтобы Господь даровал нам эту землю, силы, средства на строительство и устроение. Любое дело большое, как ребенок, начинается в первую очередь с идеи».

«Постепенно Дед Мороз понял, что батюшки на Рождество достаточно»

В первые же годы мы начали заниматься работой с детьми. Как это произошло? Меня позвали в качестве гостя в Дом культуры на Рождественскую елку. Пришел – все прекрасно, елка, Рождество, много детей, в какой-то момент к детям в костюмах выходят Дед Мороз, Снегурочка, Баба-яга, Кикимора и Леший… Вот такой набор на рождественский утренник (смеется).

Когда почти в конце мероприятия мне дали микрофон, я детей с округи спрашиваю: «Какой сегодня праздник?» Они: «Новый год!» Я раз несколько спрашивал… так… батюшка к вам пришел, Новый год уже кончился, сегодня какой-то другой, наверное, праздник. Как утренник называется наш? Одна девочка говорит: «Рождество». Я говорю: «Да, молодец, Рождество».

Беда, думаю. Затянули какую-то песню хороводную. Я бегу в соседний магазин, покупаю 76 шоколадок, возвращаюсь, вручаю детям: «С Рождеством Христовым, говорю».

Потом одна девочка подошла и спрашивает: «У нас воскресная школа будет?» Я говорю: «Конечно, давайте попробуем». И вот мы начали заниматься прямо в храме с детьми после службы. Поначалу, как выяснилось, некоторые дети к нам и тайком сбегали из дома, им не разрешали, поскольку не было понимания, что такое настоящая воскресная школа. Некоторые, как говорится, социальные сироты при живых родителях, прибегали откровенно голодные. Мы стали покупать пирожки какие-то, чай делать.

Это был наш первый набор воскресной школы, ездили с ними по нашим святым местам по земле Казанской.

Детишки стали ходить, и мы уже первые утренники с ними стали делать. На первом же празднике дети уже сами показывали Рождество. Они в сценке рассказали все остальным, что это за праздник такой. Елка осталась, Дед Мороз к нам в первые годы еще приходил, но потом понял, что батюшки достаточно (улыбается). В последний допандемийный год у нас на утреннике было 360 детей со всей округи.

«Первые выпускники нашей воскресной школы уже взрослые дяди и тети»

Постепенно детское направление перезагрузило приход. Сейчас выпускники первого выпуска приходят уже со своим опытом – они уже взрослые люди сейчас.

Приход ежегодно участвуют в благотворительных акциях. Первые дети, которые пришли в воскресную школу, получали подарки, а сегодняшние дети еще рисуют рисунки и потом мы вместе с какой-то продуктовой помощью сами относим подарки одиноким пожилым людям.

Мы в приходе реконструируем дореволюционные праздники: Масленицу без чучела и водки, Пасху, как подобает, с общим весельем, праздник Рождества, праздник Троицы, праздник Петрова дня – в том дореволюционном виде, с теми играми, которые были тогда.

Ансамбль при нашем приходе образовался – «Загудница», дети первого выпуска выступают в восстановленных, реконструированных костюмах, которые носили кощаковские девочки и мальчики до революции. Поют старинные песни, играют в народные игры.

Отец Ярослав рассказал, что некоторое время назад владыка Кирилл назначил его председателем епархиальной комиссии по вопросам семьи, материнства и детства.

«В последний год я несу еще и это послушание. Послушание непростое, в этом направлении у нас мало велась какая-то деятельность до этого. Сейчас мы занимаемся работой с детдомами, с детишками, нуждающимися в помощи, с многодетными семьями. Я занимаюсь семейным консультированием, помощью семьям многодетным, семьям, находящимся в кризисной ситуации. Ко мне приезжают на беседу люди с определенными проблемами семейной жизни.

Кому-то нужно примириться со второй половинкой и с Богом, конечно, пройти исповедь, совершить Таинство Причастия, а с некоторыми парами нужен бывает предваряющий цикл встреч и бесед.

Сейчас, по благословению Митрополита Казанского и Татарстанского Кирилла, совместно с комиссией по семье Санкт-Петербургской епархии и лично с протоиереем Александром Дягилевым мы готовим новое для нашей епархии направление, которое так и называется «Супружеские встречи».

У этого направления есть несколько разных проектов. Супружеские встречи в первую очередь будут полезны тем парам, которые, пройдя несколько первых лет своей совместной жизни, стяжали определенное взаимное непонимание, у которых образовались некоторые разногласия. Но у него есть цикл бесед и занятий и для одиноких мирян, даже для монахов, воспитанников семинарий и регентских училищ. Курс «Супружеские встречи» помог уже сотням пар в разных регионах России. Теперь, даст Бог, и на казанской земле эта техника поможет сохранять и укреплять семьи, их душевное здоровье», – рассказал отец Ярослав.

«Если ты только за себя, то зачем ты?»

Отец Ярослав, вы хотели бы, чтобы ваши дети выбрали путь священнослужения?

«Главное, выбрав лучшую долю, не утерять ее суть», – спел в одной своей песне Сергей Трофимов. Очень важно не просто стать священником, а им быть. Для этого нужно иметь определенное благословение Божие. Я очень долго сам выбирал свой путь, вернее пытался понять, каково мое личное благословение, данное от Бога.

У меня были варианты поступления на разные факультеты разных вузов, я поступил одновременно в КГУ и в КАИ, а потом резко ушел в семинарию. Со мной дед-профессор год не общался после этого. Он говорил: «Ты предал меня». Но я просто в один момент понял – если мы считаем, что наша жизнь порядка 100 лет даже, а дальше бесконечность и вечность, то нужно заниматься не этим небольшим отрезком, а вот тем.

Вместе с направлением духовным можно строить, можно преподавать, можно коров держать, можно торговать чем-то. Если представить детскую пирамидку, у которой есть стержень и есть колечки, самое главное колечко – это наше тело, на котором стоит стержень. Все остальное – наши знания, навыки, умения, общество – мы надеваем на стержень души. Но этот стержень – это не отрезок прямой, это вектор, устремленный ввысь, который имеет начало, но не имеет конца. И вот, если это так, а я понимаю, что это так, то самое главное – заниматься тем, что созвучно с развитием души в парадигме бесконечности.

Я бы очень хотел, чтобы мои дети, особенно мои сыновья, осознали, почему я выбрал этот путь. И вместе с животноводством, этнографией, предпринимательством и прочим не теряли в себе душу и понимание, для чего нужно жить. Другими словами, нужно осознать две вещи: для чего стоит жить и за что не страшно умереть.

Как говорила моя мама: «Если не ты за себя, то кто же за тебя? Но если ты только за себя, тогда зачем ты?» Я однажды для себя это понял и решил.