Экс-главврач 18-й больницы: «Настоящий врач богат душой и перед своей совестью чист»

«Отец участник войны, от инвалидности отказался, работать хотел»

Растям Сайфуллович, начнем с самого начала вашего пути. Вы из небольшого села в Дрожжановском районе, расскажите о своей семье.

Мой отец принимал участие в Великой Отечественной войне, его забрали служить на следующий день после восемнадцатилетия. Семь лет воевал, дошел до Германии и потом продолжил защищать страну. Он инвалидом вернулся. У него пуля сидела в позвоночнике до последнего дня. Приехал домой, очень симпатичный был, от инвалидности сразу отказался – неудобно было, хотел себя показать, работать хотел. Устроился учителем физкультуры и труда.

Мама из интеллигентной семьи была, ее папа был председателем Буденновского колхоза. Она училась, и ее направили пионервожатой в деревенскую школу. Она была первая пионервожатая восьмилетней школы. Вот так, в школе мои родители и встретились.

Родители очень долго жили, вместе преодолевали все трудности, по-настоящему дружили. Семья у нас многодетная – в семье семь братьев, я третий родился. Родители жили и любили друг друга. Когда мать сильно заболела, отец за ней ухаживал, тогда мы поняли: вот она – настоящая любовь.

«Дал слово стать председателем колхоза, но все изменил случай»

Почему в качестве своей профессии вы выбрали именно медицину?

После окончания восьмилетней школы в школу надо было ездить уже в район – это 12 километров. Летом старшие братья пешком ходили, а зимой жили в общежитии. Это было деревянное здание, больше похожее на сарай. На одной стороне 50 мальчиков жили, на другой – 50 девчонок.

Мать старалась каждую неделю приезжать к ним в район, интересовалась, как учатся, что кушают, как ведут себя. В плане учебы она всегда была строга с нами, регулярно общалась с учителями.

В один из зимних дней, когда мама от общежития возвращалась домой в деревню, председатель колхоза на гусеничном тракторе ехал в том же направлении, там даже были сани. Но он не разрешил сесть в сани ей и другим таким же сельчанам. Она пришла домой, плакала целый день. Она сказала: «Он один поехал, а там сто человек могли бы еще поместиться, а он не разрешил».

Тогда она дала слово, что один ее сын обязательно станет председателем колхоза, второй будет доктором, еще один – учителем.

Я, видя ее слезы, слово дал, что стану председателем колхоза.

То есть изначально вы совсем другой путь себе наметили?

Да, именно так. После восьмого класса мы поехали со старшим братом вместе в Чистопольский сельхозтехникум поступать. Сдал все на одни пятерки и уехал с уверенностью, что буду учиться там.

Потом смотрю, несколько дней осталось до 1 сентября, а мои документы вернули. Я ничего не понял, вроде бы на «пять» все сдал. Смотрю в глаза мамы и думаю: что-то здесь не так.

Уже потом она решила рассказать, что это она вернула документы. Оказалось, что приезжал друг старшего брата, он как раз в этом техникуме учился, рассказал, что ребята крутые там, тяжелые, с ножами ходят. До такой степени испугал маму, что она вернула документы. Мама тогда сказала: «Ты должен дальше в школе учиться – 9 и 10 класс». И отец поддержал, а там одного взгляда было достаточно. Там без разговоров было, раз сказали родители – конечно, пошли, учились. Первые полгода в новой школе для меня были очень трудными, но с помощью Всевышнего справился.

Мысли были у меня грустные, ведь я спокойно поступал, хотел стать председателем колхоза, но один этот момент все изменил. Потом, в десятом классе, у меня очень сильно заболел живот. Была зима, я жил в общежитии. Делать нечего – пошел в больницу, меня посмотрел хирург, сказал, мол, ничего страшного.

Тогда я поехал в деревню, помню, была кошмарная грязь, болото, даже на гусеничном тракторе невозможно было проехать. На четвертые сутки мне крайне плохо стало, родители увидели, что положение безвыходное и надо срочно что-то делать. У соседей попросили трактор, чтобы увезти меня, в район мы попали в два ночи.

Приехали в больницу, дежурил хирург. Он только прооперировал чью-то родственницу и ушел, видимо, чай пить, он был крайне усталый. Потом отца увидел, ко мне зашел, раз десять одни и те же вопросы задавал, потом сказал, что надо оперировать. А мне было очень плохо. Но не смог он на операцию меня взять, все тянул. Пришел другой врач, он и прооперировал. Аппендицит не убрал, потому что он был уже в запущенном виде с перитонитом. Отросток оставили, дренировали и закончили.

Тогда, на больничной кровати, я клятву дал себе, что должен стать врачом, но не таким, который не окажет помощь, а хорошим врачом должен быть, хорошим хирургом. Я потом анализировал задним числом эту ситуацию: хирург один, после длительной работы сильно уставший был. Но тогда я твердо решил, что хочу стать совсем другим врачом.

Самым тяжелым для меня было возвращаться обратно в десятый класс. Я долго лежал в больнице, смог вернуться в школу только на следующий учебный год, мои одноклассники уже студентами стали, возвращались в деревню в другом статусе, а я все за партой сидел. Помню, они отмечали первый курс в школе, для меня это было как будто большое наказание. Спасало одно – я дал слово самостоятельно окончить школу только с хорошими знаниями и поступить в мединститут.

Сегодня, вспоминая, понимаю, что я очень счастливый человек. Все сложилось именно так, как должно было: мама документы из сельхозтехникума забрала, потом я попал в больницу. И в конце концов стал врачом, и большим врачом – очень много оперировал, до семи тысяч операций через мои руки прошло.

«Не поехал работать в родной район, не хотел быть врачом вполовину»

Тяжело было учиться в медицинском институте?

В Казанском мединституте я хорошо учился, был командиром стройотряда. Хотя поначалу было очень трудно. Ведь после татарской школы я приехал в Казань, мне надо было общаться на русском языке с моими одногруппниками, хорошо знающими этот язык. И надо было учиться круглосуточно, также на русском. Мы ходили в анатомичку на целую ночь, даже домой брали препараты, органы изучали в общежитии. Я все органы должен был знать, ведь хирургам по-другому нельзя. Вот мы и старались. Но помогло деревенское воспитание, ведь мы постоянно тяжелой работой занимались: делать надо – значит, вперед!

В Нижнекамск попал неожиданно. Никогда не думал, что там буду жить и работать. Но это было распределение. Жена тогда окончила финансовый институт, уже работала с высшим образованием в столице. Я зашел на распределение, говорят – в Дрожжаное поедешь. Я знал: в Дрожжаное не поеду точно.

Почему, это же ваш родной район?

Я хотел реализоваться как специалист. Перед всей комиссией я встал и сказал, что в Дрожжаное не поеду. Если вернусь, то на мне будет овечий двор, куры, и там только вполовину я буду врачом. А мне этого не хочется. Меня слушали долго, потом убеждали меня в обратном. Потом главный врач Нижнекамской больницы сказал: «Я этого специалиста возьму, если поедет к нам». Я сразу согласие дал. Честно сказать, еще после четвертого курса я там практику проходил – нижнекамское здравоохранение мне было по душе.

И началась моя работа в Нижнекамской центральной больнице. У меня там двое детей родились. Первая дочка родилась еще когда я на четвертом курсе в Казани учился, а еще две девочки – там. В 1978 году я приехал в Нижнекамск, в 1994-м уехал, проработал там 16 лет.

«Пять раз руками запускал сердце молодого парня, но тщетно»

Помните каких-то своих пациентов?

Помню, как поступил пациент очень молодой с остановкой сердца. Через три лестницы бежал к нему. В руках его сердце держу, запустил. Мы всей командой радуемся, оно работает. А оно опять останавливается. Пять раз я его сердце запускал, шестого раза уже не было – так было обидно. Потом оказалось, что виной его проблем с сердцем была работа на вредном производстве.

Еще один случай был: приехала из Казани бабушка. Она поступила по неотложке с проблемами с желчным пузырем. Я ее прооперировал, убрал заодно у нее гинекологическую кисту в 16 килограммов – это ведро большое. Это был кошмар. Бабушку выписали, она была такая радостная. Ее дочка цветы в отделение принесла. Мы с большой радостью провожали ее с прекрасными результатами. Но только бабушка вышла из больницы – упала и умерла. Вот такая судьба, здесь ничего не поделаешь.

В 90-х было много огнестрельных ранений. Поступил парень – у него половины живота нет, дробью пробили, органов не видно. Чудом залатали, сохранили все, что можно было сохранить. Был еще один запоминающийся пациент из тех времен, недавно отпущенный из тюрьмы. Был весь в татуировках, поступил с ранением сердца. Я сшил все нормально, грудную клетку зашил. Смотрю, опять закровила рана. Опять открыл грудину, распустил швы – и все по новой, на этот раз удачно. Уже через пять дней пациент бегал по отделению. Он мне сказал, что мою фамилию набьет на сердце – на месте шва. Я его очень попросил этого не делать. Сказал: «Ты лучше помни, кто тебя спасал, и людям только хорошее делай, этого будет достаточно».

Правда, что во время многочасовых операций вы пели?

Да, пел, больше татарские песни, конечно. Меня это спасало во время операции, через песню будто проходила моя психотерапия. Это было для успокоения нервной системы, я так напряжение снимал. А еще с песней я передавал пациенту свою энергетику, руки работали же. Скорее всего, пациенты меня слышали. Говорят же, душа рядом с нами находится, если даже человека нет, наверное, моя душа рядом с душой этого человека.

Я и сейчас пою, когда мне тревожно или радостно. Всем своим внукам пел, качая их младенцами на руках. Передавал энергию бабая (смеется).

«Назначили главным врачом, а снился мне мой скальпель»

В 1994 году вас назначили главным врачом Центральной городской больницы №18 Казани. Тяжело ли было из оперирующего хирурга становиться организатором-управленцем?

Когда предложили стать главным врачом в 18-й казанской больнице, я дал свое согласие, несмотря на любовь к хирургии. Я тогда заехал к Камилю Шагаровичу Зыятдинову поздравить – его тогда назначили министром здравоохранения Татарстана и он оставил кресло главврача этой городской больницы. Он предложил переехать в Казань и возглавить клинику. Для меня это было неожиданно, я неплохо жил в Нижнекамске: и сад-огород, и дом, и квартира хорошая, и должность, очень сильно любил я свою профессию. Но тогда я подумал – наверное, министр в своей родной больнице место мне не просто так предложил, хотел достойно оставить то место.

Потом, когда переехал, меня представили коллективу, министр сказал мне: «Меньше в центре будь, больше коллектив изучай, вникай, как положено». Я в Нижнекамске заведующим отделением работал, даже не заместителем главврача, а тут сразу стал руководителем, тем более это центр нашей республики – Казань.

Я сел в кабинете и сам себе внушал: «Бакиров, ты не вреди этому коллективу, только помоги, ты можешь медиков поддержать, помочь в развитии». В принципе, эту свою клятву я сдержал, помогал коллективу больницы. Он был очень сильным. Я ведь и до назначения в очень хорошей больнице работал – там была тысяча коек. Здесь поменьше.

За несколько месяцев к 18-й больнице присоединили детский стационар, где лежали отказные дети, вместе с ним было 350 коек. После нижнекамской тысячи и это было не так много. Я в большой хирургии работал, все сложные операции проходили через мои глаза, через мою кровь, через мой пот. Я понимал, что такое человеческая жизнь. Каждое твое движение скальпелем крайне ответственно. Я всегда помнил клятву, которую дал себе, будучи мальчиком.

Я вступил в должность, но во сне каждый день видел свой скальпель, нитки шовные, своих больных видел. Я, скорее всего, не смог бы работать, например, заместителем министра или министром – трудно было бы мне, потому что я любил больных. Первым делом, приходя на работу как главный врач, я обходил реанимационное отделение – так и начинал свой рабочий день.

На территории больницы мы помогали создавать и гемодиализный центр. До сих пор он есть на территории больницы. Мудро мы поступили с лабораторией – это было частно-государственное партнерство, они арендовали у нас площадь, и их арендной платы мне было достаточно, чтобы платить за их услуги. Получалось, что анализы делали нам бесплатно. Выгодно. Я всегда все просчитывал с экономической точки зрения. У меня кандидатская работа была «Как рационально и эффективно использовать свое помещение и оборудование».

Расскажите о вашей общественно-политической деятельности – в разные года вы были депутатом и Верховного Совета, и Госсовета РТ, и Казгордумы. Для вас было важно совершенствовать систему здравоохранения еще и с этой стороны?

На депутатскую работу я дал согласие еще в Нижнекамске. У нас была целая хирургическая армия. Крыло у нас было сильное, врачей много было, с нами был главный врач РКБ Сергей Абуладзе. Мы тогда страховую медицину готовили. Это для нас был основной закон в 90-95-м годах.

Потом я активное участие принимал в приватизации «Нижнекамскнефтехима». Я почти единственный депутат Верховного Совета был от имени народа. И свое согласие дал. Я иногда думал: «Бакиров, ты правильно дал согласие, раз мы сейчас неплохо живем, то, скорее всего, правильно сделали приватизацию».

Дальше обсуждали декларацию о суверенитете, там ошибку нельзя было сделать. Тогда начали националистические идеологии распространяться. Но врачи же – центристы, для нас наций нет: если человек просит о медицинской помощи, то будь он татарин, русский, хоть из Африки человек, мы должны оказать ему достойную помощь.

«У меня девять внуков, мне с супругой есть чем заняться»

Сейчас вы на заслуженном отдыхе, чем занимаетесь, когда уже так много сделано в жизни?

Первым делом утром рано встаю, сразу смотрю, как в моей 18-й больнице дела идут, – сайт смотрю. Интересуюсь, у кого день рождения, сколько больных лежит. После этого всегда несколько звонков из районов стабильно поступает, из Казани звонят. С просьбами, благодарностями, вопросами. Всем стараюсь помочь по возможности.

Вспоминаю свои коллективы. Я человек очень счастливый, в двух коллективах всего работал – в нижнекамском здравоохранении и в Казани в 18-й горбольнице. Огромное спасибо хочется сказать им всем. Я горжусь коллективом, без их поддержки ничего бы не получилось. Любой успех – кропотливый труд коллектива. Для этого надо любить не только больных, но и свой коллектив.

В этих коллективах мои дети воспитывались, они даже санитарками работали в 8-9 классе. Я так проверял, смогут ли они это направление осилить, любить больных. И они выдержали. Две мои дочки – медики. Третья работает экономистом, но тоже в сфере здравоохранения. У меня девять внуков. Мне есть чем заняться. С любимой супругой занимаемся воспитанием младшего поколения.

В свой 70-летний юбилей что бы вы сказали начинающим врачам, тем, кто только делает первые шаги?

Я бы не пожелал молодежи пройти мой путь – через болезнь стать хирургом, клятву давать на больничной койке. Считаю, во-первых, надо любить людей, здоровых и нездоровых. Во-вторых, надо быть психологом для своих пациентов. К каждому найти свой подход.

Ни в коем случае не нужно рассчитывать только на высокотехнологичное оборудование, теряя человеческую внимательность. Я уверен, через глаза человека можно увидеть очень многое. С них можно все считать, все болезни – это энергетика. Важно уметь в них правильно посмотреть.

Все-таки внутренние чувства человека ничто не заменит. Человеческий мозг и человеческое сердце делают все эти высокие технологии, поэтому надо стараться быть выше самого высокотехнологичного оборудования. Самое главное – любить других и не жалеть себя.

Врач всегда должен быть подтянутым, обязательно заниматься своим здоровьем. Нездоровый доктор около больного не должен оказаться – нельзя курить, алкоголем пахнуть. Это простые истины. Доверия больше здоровому человеку.

Главное – любить больных, независимо от того, кто они, какой у них социальный статус. Впереди не должны идти деньги. Не стоит ждать от людей чего-то, просто нужно оказывать помощь. Государство сегодня медиков поддерживает. Считаю, что в медицинские вузы должны идти только люди с настоящим желанием получать знания и работать на благо людей. Не желание родителей и родственников должно превалировать или, к примеру, намерение хорошо выйти замуж или жениться. Нет. Врач должен быть выше всего этого.

Настоящие врачи – богатые душой, они перед своей совестью чисты.